– Нет, – перебил меня Павел. – Я прекрасно понимаю тебя. Призраки прошлого довольно часто будоражат наше спокойствие, являясь во сне. И, действительно, сон может быть настолько реалистичен, что заставляет нас поверить в то, что чувство к данному человеку ещё живо. На самом же деле оно живёт только в том маленьком отрезке нереального времени, именуемого нами сном. К настоящей же жизни это не имеет ни малейшего отношения. Ты не представляешь, сколько раз ты мне снилась, сколько я думал о тебе. О той тебе, двадцатилетней. А сейчас, увидев тебя, я понял, что ты другой человек. Не хуже, даже лучше. Но другой. Мне действительно стало легче жить, и не только потому, что я увидел тебя живой, здоровой и процветающей, но и ещё по одной причине – я понял, что нет на свете того самого предмета моих воздыханий. Это не плохо и не хорошо. Это естественно. Но мне от этого легче. Если ты поняла, о чём я, то тебе станет ясно, как быть дальше. Если, конечно, это не пройдёт само собой.
Пока я слушала Павла, слёзы подсохли, и от его слов на меня снизошло лёгкое озарение.
– Ты считаешь, мне надо увидеть его? – недоверчиво поинтересовалась я.
– Я не считаю это необходимым, но это можно использовать как крайнюю меру. Опять же я не берусь гарантировать стопроцентный результат, но в моём случае это сработало. Нельзя позволять призракам прошлого отравлять наше настоящее. Надо бороться с ними, и тут все меры оправданы.
В эту минуту мы увидели Влада: бодрый и весёлый, он направлялся к нам, держа в руках охапку газет и пару журналов для меня. На одной из глянцевых обложек красовался Бой, обнимающий за талию свою прелестную Изабель. Этот кадр, очевидно, обрадовал Влада. Я тоже невольно улыбнулась. Пора было прощаться. Влад с Павлом обменялись крепким рукопожатием. Меня Павел обнял и поцеловал в щёку. На прощанье я одними губами прошептала ему: «Спасибо». Он знал за что.
На трап самолёта я вступала уверенно, зная, что у меня есть план действий «на крайний случай». Отчаянный, невероятно абсурдный, но главное – он был.
Едва самолёт разогнался и оторвался от земли, лицо моего мужа обрело прежние суровые черты. Как будто и не было того мальчишеского восторга, навеянного красотами солнечной Италии. Владислав Жданов вступал в свои права. Я мысленно улыбнулась этой метаморфозе и не заметила, как провалилась в сон, слава богу, неглубокий и оттого лишённый каких-либо видений.
Глава 28
Вернувшись в Москву, первое время я внимательно прислушивалась к своему внутреннему состоянию. С каждым днём становилось немного легче, недавний сон понемногу рассеивался в моём сознании, но какая-то тяжесть в сердце всё ещё присутствовала. Заботы на работе, семейные хлопоты, редкие выходы в свет – ничто не трогало меня. Пожалуй, я подсознательно боялась, что эмоции, нахлынувшие с такой силой несколько дней назад, вернутся. Вместе с ними я давила в себе и любые другие проявления ярких чувств.