Сливки (Гуляева) - страница 41

– Почему именно наши?

– Оптимально. Через тридцать лет это будут люди полные сил возраста Христа или около того. Раньше – они бы получили слишком взрослых спасителей. Позже – с каждым годом качество населения портилось. Они и в наших детях были не слишком уверены.

– Спасители, – эхом повторила я. – Вот, значит, что имел в виду вчерашний вторженец. Он – спаситель человечества.

– И да и нет. Основную миссию он и дети, выросшие в некоем параллельном мире, вроде как выполнили. Апокалипсис отступил. Может, суд перенесли, не знаю. Но они вернулись не просто так. Они хотят спасти кого-то еще. Но об этом они расскажут вам сами.

– То есть, мои дети сейчас на тридцать лет старше и живут в будущем?

– Да.

– А Влад.

– Три года назад, когда люди будущего впервые пришли из временного портала, чтобы прощупать почву, Влад еще думал, что умирает. Они предложили ему пойти с ними в будущее. Все эти люди были обречены на тридцать лет в межвременном пространстве, как и все дети, которые там же взрослели, набирались светлого знания, учились жить правильно, не гневя Бога и не обременяя свою душу никаким пороком.

Я не знаю, как скоро Влад догадался, что на самом деле не умирает. Но на тот момент обратного пути не было. Думаю, он прожил долгую жизнь на перевалочной базе между прошлым и будущим, и, возможно, до сих пор здравствует в обществе лучшего поколения, когда-либо живущего на Земле.

– В таком случае получается, что он был с детьми все эти годы? С нашими детьми? – голос мой дрогнул. Но даже не столько от недоумения, сколько от злости и обиды.

– О, не знаю! Там было слишком много народу. Миллионы. Вы же сами знаете.

– Что мне делать со всей этой информацией?

– Ничего. Спасители придут к вам с предложением. Раз они заговорили с вами однажды, значит, вернутся. Они бы не стали говорить с кем попало. Верно, Пахом.

Тот кивнул.

– Тогда я пойду.

– Конечно. С вас довольно на сегодня. У меня будет к вам только одна просьба. Вернее, предостережение. Ни ваш спутник, ни одна другая живая душа не должна знать об этом разговоре. Вы можете придумать что угодно, но ни слова о том, что вам стало известно. Это знание не для всех.

– Не беспокойтесь.

Я встала.

Пахом вызвался меня проводить. В некотором роде я была благодарна ему за то, что это сделал именно он, и мне не пришлось слушать Фишера ни минутой дольше.

Для того чтобы разбавить гнетущую тишину, которая пролегала вдоль длинного коридора, я спросила молчаливого мужчину в шарфе:

– Вы тоже врач?

– Да. Пациент. Ученик. И с некоторых пор еще и врач. При всей его неоднозначности, Герман – хороший учитель. В мединституте я бы никогда не получил тех знаний, которыми он делился со мной на протяжении многих лет. Хочу сказать вам, Маргарита, что как бы странно ни звучало все сказанное им – это правда. И особенно важно не делиться этой информацией ни с кем до дальнейших указаний.