Печальное получилось прощание с Африкой. Чувство безнадежности охватило Швейцера. Разве дело не потерпело крах прежде, чем он мог повлиять на кого-то своим примером? Война разрушила его надежды. Впоследствии, в 1920 году, вспоминая свой отъезд из Африки, он напишет: «Каковы же итоги всего, что я узнал за эти четыре с половиной года? Они полностью подтвердили те доводы, которые привели к тому, что я оставил науку и искусство и уехал в девственный лес... Когда я смотрю на избавление от страданий больных в этом далеком краю как на задачу всей моей жизни, я исхожу из чувства милосердия...»>{29}.
Но тогда, в 1917 году, когда Швейцера принудили возвратиться в Европу, он не был столь непоколебимо уверен в своей правоте.
Во время плавания на корабле он не мог заставить себя продолжать работу над «Культурой и этикой». Ведь он теперь пленник, и плавучая тюрьма не способствовала работе. Если в мирное время суда, совершавшие рейсы в Африку, не блистали чистотой, то теперь грязь производила самое удручающее впечатление. А стюард в припадке человеколюбия даже как-то сказал Швейцерам: «Я всегда приношу вам чистую еду, и в вашей каюте не больше грязи, чем во всех других».
Но, главное, Швейцера от работы над рукописью удерживал страх, как бы исписанные листки не отобрали при следующем досмотре. Чтобы избавиться от вынужденного бездействия в каюте и невеселых мыслей, Швейцер начал разучивать фуги Баха и Шестую симфонию для органа Видора. Иначе ему было бы не спастись от нахлынувшей тоски.
Елена часами сидела рядом с мужем в тесной каюте. Впоследствии она говорила, что старалась ничем не выдавать своей печали, чтобы не докучать Швейцеру.
Команда «Африки» и все пассажиры облегченно вздохнули, когда (в начале октября) судно вошло во французский порт Бордо. Начиная с февраля 1917 года кайзеровская Германия перешла к так называемой тотальной войне с помощью подводных лодок. По мере приближения к берегам Европы все больше становилась опасность, что «Африка» может подвергнуться их нападению. Находиться на французском корабле в положении интернированных германских подданных и притом в любую минуту ждать пиратского нападения подводных лодок было Швейцерам крайне тягостно.
В Бордо супругов поместили на три недели в «Caserne de passage», или пересыльные казармы. Грязные, запущенные строения солдатской казармы были кое-как переоборудованы и отведены под перевалочный пункт для иностранцев — подданных государств, с которыми Франция находилась в состоянии войны. Немцы, венгры, турки, австрийцы, арабы, представители почти всех балканских государств — все, кого только удалось захватить на земле или на море, — прошли через казарму на улице Бельвиль в Бордо.