– Лёнь, нельзя обратиться с просьбой к твоему другу?
– А что такое?
– Да понимаешь, у моего сводного брата Лолика в 1998 году зависли в одном банке деньги, и вот уже восемь лет прошло, и никто ничего не возвращает. Я знаю, что твой друг имеет какое-то отношение к этому банку. Речь идёт о сорока тысячах долларов.
Мы поехали к Сергею Анатольевичу. Миша изложил суть дела, показал документы.
Серёжа сказал:
– Ничего не обещаю, но попробую.
Миша говорит:
– Я порядок знаю, половина денег ваша.
Серёжа говорит:
– Вы – друг Лёни, поэтому никакой половины не надо.
Мы вышли от Серёжи, Миша говорит:
– Если он вернёт деньги, отдам тебе пять тысяч долларов.
Я говорю:
– Спасибо, мне только этого не хватает – брать деньги с друзей.
Прошло недели три. Звонит мне Сергей, говорит:
– Давай встретимся в «Пушкине» с Мишей.
Мы пришли в кафе, Миша заказал столик. Пришёл Серёжа, сказал:
– Миш, извини, ничего не получилось, очень давно это было, денег уже нет.
Миша сказал:
– Ну, нет так нет. Давайте ужинать.
Прошло минут двадцать. Серёжа вынимает из-под стола какой-то потрёпанный пакет, полупрозрачный, и кладёт его на стол. А в пакете ровно сорок тысяч долларов.
Потом Миша подарил Серёже икону, а мне – картину.
В качестве приложения – моя речь, зачитанная на концерте, посвященном пятидесятилетию М. Задорнова.
«И зачем он только свалился на мою голову осенью 1969 года! Перевёлся из Риги к нам, в МАИ, и пришёл ко мне на кафедру знакомиться? А ведь мог стать серьёзным писателем, как его отец. При его упорстве – точно мог. Нет, он, глядя на то, как я выступаю в МАИ, решил стать сатириком. Вот и заявился ко мне на кафедру: рыжий, шумный, весёлый. Потом он стал ходить ко мне в авторскую группу. Вроде бы, учился писать. На самом деле – по два часа рассказывал нам анекдоты и сам над ними оглушительно хохотал.
Затем он создал в МАИ свой театр „Россия“ и получил премию комсомола за спектакль о Павке Корчагине, где выставлял этого Павку диссидентом.
Мы с женой пришли к нему на спектакль, и моя жена сказала:
– Он – единственный из твоих друзей, кто одевается со вкусом.
Ну, мне это нужно было, чтобы он понравился ещё и моей жене?
Первые десять лет в самодеятельности он исполнял мои тексты, постепенно вытесняя их своими. Потом он изобрёл свой способ производства юмора. Всё, что он видел или слышал смешного, он тут же перерабатывал в своё выступление.
Как-то я позвонил ему домой. Жена его, Велта, сказала:
– Миши нет, что ему передать?
Я сказал:
– Передай ему три рубля.
Через неделю он это уже исполнял со сцены.
Однажды мы с ним были на рынке. Я спросил продавца: