- Она и спрашивала, а как же иначе? - объяснил Федор. - А я ей: "Это ты, Пелагея?"
- Почему же ты знал, что ее зовут Пелагея? - удивилась Наталья Львовна.
- Вот тебе раз! - удивился и Федор. - Раза два мне в письмах ты ее имя называла, значит, об этом забыла? - Она мне в ответ: "Я - Пелагея, а ты кто такой?" - "А я, - говорю, - твой будущий хозяин, Федор Петрович". - "Врешь, - говорит, - наглая душа, - Федор Петрович наш на фронте воюет". - "Был, говорю, - на фронте, точно, а теперь я здесь, только что приехал..." Ну, она и отперла дверь... Вот как это получилось у нас с Пелагеей.
- Ну, тогда ее и спроси, бывал у меня этот в шляпе - Жемарин, или она его никогда не видела? При мне спроси!
Федор выпил полстакана горячего чая, потом вздохнул и сказал:
- Разве прислуга против своей хозяйки что сказать посмеет? Чудное дело! Она же за свое место будет опасаться... Об этом не беспокойся: я у людей спрошу, какие считаются посторонние.
Наталья Львовна поглядела на него изумленно:
- Да ты понимаешь, что оскорбляешь меня такими словами, или не понимаешь?
- Ну, какое же в этом может быть оскорбление, - отходчиво ответил Федор. - Твое дело молодое, и считалась ты солдатка, а солдатки - они уж известные...
Наталья Львовна долго глядела на него широкими глазами, наконец покачала головой и сказала:
- До чего ты поглупел там у себя на фронте за эти два с половиной года, что даже и слушать тебя противно! Не говори ничего больше!
Посидев за столом молча еще с минуту, она ушла к себе в спальню и заперлась там, а Федору через дверь сказала:
- Поди на кухню и вымойся там, а чистое белье достанет тебе Пелагея.
- Помыться с дороги, конечно, надо, - согласился с нею Федор, и она слышала, как он отошел от двери, а потом заскрипел стулом: значит, сел допивать чай.
Она прислушивалась потом, пойдет ли он на кухню, и услышала, что он позвал Пелагею и сказал ей громко:
- Воды мне нагрей котел: купаться буду!
Хотя было еще рано, чтобы ложиться спать, но Наталья Львовна легла просто из боязни, что к ней постучится Федор, но он не постучался.
Она не зажигала и своего ночника, хотя темноты и боялась. Для нее теперь не было темноты, до того ярко стояло перед глазами все то неожиданное, что она только что пережила.
И разговор ее с Федором продолжался здесь, в ее спальне, хотя сам Федор был в это время на кухне.
Ни смерть отца, ни смерть матери так не ошеломили Наталью Львовну, как смерть ее мужа, того Федора Макухина, какого она провожала на вокзал, когда его вместе с полком отправляли на фронт.