— Может быть, что-то умное скажешь! — она произнесла это доверчиво, мягко улыбаясь уголками губ.
— Да, но… ведь… я… тут… э-э-э, — Макса тянули за руку. Он нехотя шёл и оглядывался в сторону полуоткрытой, удаляющейся от него белой двери.
Длинная и узкая, в три окна, комната для совещаний комитета комсомола была полна людей. Едкий табачный дым густой пеленой тянулся в открытые настежь форточки.
Уже десять минут Максим сидел молча за большим, полированным столом и недовольно смотрел на вытянутый во всю стену транспарант: Партия сказала: «Надо!» Комсомол ответил: «Есть!». Он задумчиво перевёл взгляд на большой бронзовый бюст Ленина стоявшего на красной тумбе, в углу кабинета и мысленно произнес… «И охота народу в рабочее время всякой ерундой маяться. Начитаются героической фантастики, фильмов про героев насмотрятся, а потом бегут исторические розыгрыши устраивать».
Ильич скромно промолчал в ответ на его мысли. Он не стал спорить и разубеждать Максима в верности его взглядов и убеждений.
«Господи, детский сад — штаны на лямках!» — додумалось ему. — «Лучше бы чем-нибудь полезным занялись! К примеру, клумбу вскопали во дворе или лавочки покрасили вдоль забора у ДК».
Всё, что происходило вокруг, походило на какой-то фарс. Это оформленный кабинет под советские, застойные времена. Эти люди в одежде старого фасона со значками на груди. Их наигранные движения и пламенные речи.
«Нет», — возмущался их поведением, заблудившийся кукушонок. — «Слова то вы выучили, играете неплохо, но… как говорил товарищ Станиславский: Ребята, я вам не верю! Выступления у вас неискренние».
Творческая личность (Уровнем не меньше кинорежиссера Андрея Тарковского) продолжала критически оценивать окружающих. Выразительно махала головой.
«Речи не зажигают. На комсомольцев вы не похожи. Так, что… — вам надо репетировать, долго — до второго пришествия! И уж только потом! — полное погружение в историческое событие! И… кстати, вот этого седого мужика в старых очках с большими толстыми стеклами, что клюет носом, слева от меня, вообще нужно гнать в шею. Какой с него игровик? Люди готовились, репетировали. Денег наверное потратили кучу на воссоздание исторической обстановки и работу профессионального постановщика. А он — спать собрался!»
— Пусть все знают, как мы болезненно реагируем на критику! — произносил речь очередной выступающий. На отвороте его пиджака блестел комсомольский значок. Галстук старого фасона с огромным узлом плотно стягивал мускулистую шею. Лицо оратора было раскрасневшееся, потное. Говорил он, сидя за столом, напряженным от волнения голосом, иногда сверяясь с записями, сделанными в толстой тетради, лежавшей на столе. — Мы чуткий, высокосознательный коллектив! Мы не принимаем абстрактного искусства! Я отлично помню, как наши люди возмущались абстрактной галиматьей — картиной Пикассо «Женщина под сосной». Как можно выставлять на выставке в «Сокольниках» эту порнографию? И, это только для того, чтобы потом сказать публике: вот оно зарубежное творчество…