Растерянность, неуверенность в завтрашнем дне, неумение жить вне какой-нибудь общности, всеобщая нищета царили вокруг. Дмитрий Иванович сам дело нашел и других успокоил и пристроил.
С самого начала пчеловодство его заладилось: ведь начиналось оно с любовью, и, несмотря на лихие годы, на его пасечный бизнес никто не посягал. Дело это было единичное, хлопотливое, требовало труда и умения. Первый бидон настоящего таежного меда он привез в семью и с гордостью каждому разлил по банке. Варвара Игнатьевна тихо перекрестилась. Она знала: раз дело пошло, Митюша ее будет спокоен и счастлив. Уж больно долго он мечтал о пчелах. А когда у Вощева жизнь настроилась на хороший лад, он вокруг себя стал людей обустраивать.
Дмитрий Иванович очень боялся, что за своим счастьем других не увидит. Превратится в какого-нибудь Чимшу-Гималайского. И все перечитывал любимые рассказы Чехова. Очень его беспокоил рассказ «Крыжовник».
Неужели и он тоже бессовестно счастлив, когда столько несчастья вокруг? Помнил он слова Николая Ивановича о брате его Иване Ивановиче.
«Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своей судьбой, самим собой. К моим мыслям о человеческом счастье всегда почему-то примешивалось что-то грустное, теперь же, при виде счастливого человека, мною овладело тяжелое чувство, близкое к отчаянию».
Читая и перечитывая чеховские строки, Дмитрий Иванович переживал, был неспокоен, корил себя в чем-то и старался, очень старался, чтобы не заплыть душевным жиром, чтобы как-то помочь другим. Действительно, вокруг было много горя и неустроенности.
В свое время он и Анатолию Петровичу привез банку меда с «первого», так сказать, урожая, чтобы поддержать друга и успехами похвастать. Вощев только крякал сочувственно, глядя как Кораблев, сгорбившись, волочит ноги, еле двигаясь по комнате. А ведь еще совсем недавно этот человек летал по огромному цеху, отдавал распоряжения, зорко смотрел, чтобы все четко по чертежам соблюдалось. Посмотрел на эту тяжкую перемену Дмитрий Иванович, посмотрел и начал кумекать, как горю помочь. И придумал. Он свел своего друга с сыном Мишкой.
Мишка в середине девяностых положил красный диплом и диссертацию по развитию машиностроения под подушку, горько пошутив, что теперь не инженеры целого нужны, а челноки, то есть одна часть единой машины под названием «делай деньги», а все остальное по фигу. Он и стал челночить. Таскался с мешками в Китай, а потом обратно — с товаром и на рынок. Ох, ненавидел он свой «бизнес». Глядя сочувственно на своего статного, крупного, голубоглазого сына (настоящий сибиряк!), Вощев боялся, что тот не выдержит торгашеской жизни, сломается.