— Куда ты идешь? — за спиной очутился Роман. Он был одет в красивый белый костюм. И он весь светился изнутри — грязная вода его огибала, не дотрагиваясь.
Дина напрасно прищурилась, попытавшись разглядеть его лицо получше (в нем что-то изменилось и улучшилось). Вода никак не отступала от глаз.
— Мне тоже нужна одежда — оказалось, девушка могла говорить, и вода в рот не заливалась, хотя и заглушала голос.
— Купить тебе?
— А твой костюм?
— Мой не могу отдать, — Роман извиняющейся улыбнулся.
— Дорогой?
— Дороже, чем все твои.
Дина вздрогнула, поднесла левую руку к лицу и удостоверилась, что все ее кольца, считая подаренное утром, на месте.
— Останешься на Новый год? — Роман рассек рукой грязную воду и положил ее, теплую и сухую, на Динино плечо.
Девушка оглянулась по сторонам. Справа от столба бушевало море, слева, сразу у каменной дороги, росли зеленые кусты.
— Так лето же? — Девушка недоверчиво посмотрела на знакомого. Тот снял ладонь с плеча, поднес ее к Дининому лицу и широко расставил пальцы.
— Ну посмотри.
Вода наконец стекла с глаз и ударилась о землю. Дина взглянула на ладонь Романа и ужаснулась: не хватало самой верхней линии сгиба, а остальные две были глубоко прочерчены и зачернены то ли гелиевой ручкой, то ли тушью.
— Где твоя линия жизни, Рома? — он всегда был Романом, но, когда человека жалко, его можно называть только ласково — это было Динино важное правило.
— Ты останешься на Новый год? — мужчина расхохотался, не убрав раскрытой ладони — Дина! Дина! — он смеялся все задорнее — Ты останешься на Новый год?
Девушка больно схватила его за запястье, приблизила к себе и попыталась ногтем прочертить на ладони недостающую линию. Она проявлялась, но тут же исчезала снова. Ладонь уже вся покраснела, а линия все не прорисовывалась. В отчаянии девушка разжала его руку и закричала.
— Рома, ты же умер! На тебе костюм белый! Ты умер! — схватила его седую голову и попыталась поймать глазами его внимание — Рома! Какой Новый год? Ты умер, Рома!
Мужчина вдруг перестал хохотать. Улыбка и сморщенные щеки превратились в гримасу. Тут же его лицо молнией рассек ужас, его высохшие губы уродливо изогнулись в неловком вдохе, он выдернул голову из Дининых ладоней, тяжело пошатнулся и упал. Тело не ударилось о мостовую — оно прошло сквозь нее, как будто бы никогда не существовало.
Вода вдруг отступила, и ее место заполонил прозрачный воздух. Дина опустила руки, до этого изображавшие, будто между ними все еще есть чужая голова.
Голая девушка стояла на сухой мостовой, упираясь в столб. Море было беззвучно, кусты не трогались ветром. Дина слышала только собственное дыхание.