Жанна в ожидании стояла в столовой виллы, прислонившись к стене, спокойная, чуть бледнее обычного.
Она первой увидела, как я поднимаюсь по ступенькам. Ее внезапно изменившееся лицо, в котором одновременно читались и облегчение, и растерянность, затмило собой все остальное. Только гораздо позже, когда меня оторвали от нее, я заметила всех остальных: мадам Иветту, которая плакала, уткнувшись в передник, Габриеля, двух полицейских в форме, трех агентов в штатском и одного из тех двоих, которых я видела утром возле гаража.
Она сказала, что мне приписывают убийство Доминики Лои, что меня сейчас уведут и предъявят обвинение, но это полный идиотизм, я должна доверять ей, я ведь знаю, что она не позволит им обидеть меня.
– Я знаю, Жанна.
– С тобой ничего не случится. Ничего не может случиться. Они будут давить на тебя, но ты никого не слушай.
– Я буду слушать только тебя.
Они оттащили меня от нее. Жанна спросила, нельзя ли нам вместе подняться в комнату, собрать вещи. Инспектор с марсельским акцентом вызвался нас сопровождать. Он остался в коридоре. Жанна закрыла дверь моей спальни и прислонилась к ней. Потом заплакала, глядя на меня.
– Жанна, скажи мне, кто я.
С полными слез глазами она покачала головой и ответила, что не знает, что я ее маленькая девочка, а остальное не важно. Теперь ей это безразлично.
– Ты слишком хорошо знала Мики и не можешь ошибиться. Ты знаешь меня… Ты ведь ее хорошо знала, правда?
Она все качала и качала головой, говорила: нет-нет, это правда, она ее не знала, в последние четыре года она знала ее хуже всех. Когда она появлялась, Мики отскакивала от нее, как от прокаженной, нет, она ее не знала.
– А что случилось четыре года назад?
Она плакала и плакала, прижимала меня к себе, говорила: ничего, ничего, ничего не случилось, ничего, просто глупость, один поцелуй, ничего, только поцелуй, но она не поняла, она не понимала, не выносила, когда я приближалась к ней, она не понимала.
Она резко оттолкнула меня, вытерла глаза тыльной стороной ладони и стала собирать мой чемодан. Я села на кровать рядом с ней.
– Положу три свитера, – сказала она уже спокойным голосом. – Дай знать, если что-нибудь понадобится.
– Жанна, Мики все знала.
Она покачала головой: прошу тебя, умоляю, она ничего не знала, тебя бы здесь не было, если бы она все знала. Тогда умерла бы ты.
– Почему ты хотела ее убить? – спросила я совсем тихо, взяв ее за руку. – Из-за денег?
Она покачала головой и ответила: нет-нет, я больше не могла терпеть, мне наплевать на деньги, замолчи, умоляю.
Я сдалась. Прижала к щеке ее ладонь. Она не отняла ее. Продолжала другой рукой складывать в чемодан вещи. Она больше не плакала.