— И ты, дамочка! — Хайнд легонько подпихнул Скади дулом. — Разберёмся с тобой, когда выберемся из этой срани.
— Не выберетесь.
— Заткнись, Винтерсблад! — огрызнулся Хайнд, подталкивая разоружённую Скади в его сторону. — Шевелитесь!
— Посмотри на их зрачки, Кирк! — едва слышно произнёс Винтерсблад, обходя второго пилота. — Не реагируют на свет, как и у Фриппа.
Скади была уже достаточно близко, чтобы тоже это услышать, и поняла, почему Винтерсблад так пристально смотрел ей в глаза во время разговора.
Их заперли в двух соседних камерах, служивших для перевозки пленных. По сути, это были обычные клетки, накрепко приваренные к стене.
— Почему они думают, что капитана убил ты?
— Мы не ладили, — подполковник сидел на полу спиной к Скади, привалившись к разделявшей их клетки решётке, и даже не удосужился обернуться.
— Я смотрю, с остальной командой ты тоже не очень ладил, раз никто из них не принял твою сторону.
— Они глупцы. И все погибнут, как Фрипп, — Винтерсблад глотнул из фляги, — хочешь? — предложил он Скади, но та проигнорировала.
— С чего такая уверенность?
— Их зрачки. Неестественно расширены и не реагируют на свет. А языки заплетаются, словно они пьяны. Я догадывался, что произойдёт нечто подобное.
— Перед тем, как спрыгнуть, мой штурман тоже вёл себя очень странно. Думаешь, это какой-то газ? Под нами могут быть действующие вулканы.
— Не знаю, — мужчина сделал ещё глоток виски, — может быть. Газ, ультра- или инфразвук. Что угодно.
— И ты даже не попытаешься спасти свою команду?
— Как можно спасти тех, кто этого не хочет? Но я надеюсь, что у Медины хватит ума выпустить нас, когда остальные начнут прыгать, — Винтерсблад поднялся на ноги. — Он, конечно, нежный мальчик, но не такой дурак, как остальные. Что? — мужчина повернулся к Скади. — Не надо смотреть на меня так, будто я их на казнь отправляю.
— А разве нет?
— Они сами сделали выбор!
— Но они твоя команда!
— И что? Это у вас там честь, братство, благородство и «Слава императору!» Жизнь за страну и его императорское величество. Романтика! Но ты не найдёшь ни одного солдата в ОНАР, кто бы воевал за Распад, председателя государственного совета или Совет. Тут каждый сам за себя. И за то, что им пообещал Совет или сам председатель, — Винтерсблад усмехнулся, цинично и горько. — Если в ком и осталось что-то светлое, так это в Медине, он тоже «в белых перчатках», как и ты. Да и то потому, что он не помнит Досману без войны. Для него существует только Распад, Бресия и Траолия между ними, его угораздило вырасти в первом, и он не выбирал свою сторону.