„Поэтичность“ высказывания ассоциируется в итоге с его бесконечной открытостью дальнейшей передаче, а переживание глубины обусловлено всякий раз соприкосновением с материальной „поверхностью“. Двояко трактуется и тема разрыва, невосстановимости контакта, очевидно центральная в „Вороне“: опыт подлинной коммуникации развертывается под знаком ее (точнее, ее информационной функции) отрицания[215]. Ситуация общения с вороном абсурдна (Якобсон акцентирует это, напоминая: куда как нелепы двуногие смертные существа, „одно без перьев, другое в перьях“[216], толкующие друг с другом о вечности), что не мешает ей стать бесконечно богатой по ходу множественных реализаций.
В работе с „Вороном“ Роман Якобсон проявляет себя как суперчитатель-сочинитель, одновременно скептический и азартно-активный, дистанцированный и вовлеченный. К разговору о По привлекаются — в вольно-ассоциативной логике — Уинстон Черчилль, Эдуард Сепир, Федор Достоевский и менее известные, но столь же неожиданные фигуры. Налицо и другие приметы „субъективного“ письма» — например, автор статьи с необыкновенной щедростью проецирует на По собственные, притом самые лестные характеристики. Поэта, читаем мы, отличает «поразительная чуткость в отношении множественных функций, реализуемых одновременно в акте коммуникации», способность почти безупречно осуществлять перевод речи поэтической на «метаязык научного анализа»[217]. Очевидно, что Якобсон как ценитель позитивного, точного научного знания и он же как теоретик, сочинитель смелых моделей и гипотез, рассчитанных, как стихи, на небуквальную реакцию «добровольного воздержания от недоверия», не могли во всем соглашаться друг с другом. В данном случае мы «застаем» их в диалоге, даже — споре, и спор напоминает о том, что «подводные течения смысла» характеризуют движение не только поэтической мысли (об этом писал По применительно к «Ворону»), но и мысли научной.
Исключительная компетентность Якобсона как ученого-лингвиста в данном случае, как это ни странно, вторична. По ходу чтения-анализа мы понимаем, что из загадок, которые предъявляет нам человеческий опыт, в частности коммуникативный, ни одна не подлежит однозначному решению — а лишь переформатируется, обогащается соучастным усилием и передается дальше, продолжателям бесконечной работы познания.