Стоит негр на посту с автоматом. Дело в том, что у них не было ремней для автоматов, поэтому они их держали в руках. И вот он так стоит, держит в руках автомат (АКМ) и спит. Стоя — ни о дерево не оперся, просто стоя спит. Я поначалу подумал — ну, может быть, я чего-то не понимаю, кричу ему как обычно: «Гуарда!» (Охрана!) На это должен получить отклик: «Асессор? Синь, пронту» (Да, готов).
Ничего не звучит (в ответ).
Я думаю — ну ладно, подхожу ближе. «Гуарда!» Опять ничего.
Подхожу прямо к нему, как к тебе сейчас. Беру одной рукой автомат и ему — по челюсти. Он падает, автомат у меня в руках. Я ему говорю: «Спишь что ли?» А он мне: «Нет, не сплю».
— Ах ты, такой-разэтакий, и ещё ему, для ума.
Поэтому сразу все ангольцы запомнили, кто такой сеньор Джеронимо.
Когда заступал помощник дежурного — все спрашивали: Джеронимо или нет. Если да — ну все, улёт. В то время как я шел проверять посты, все стояли нормально, бодро отвечали. Три поста было. Один — возле нас прямо, возле ПВО. Другой — возле того места, где главный советник жил, и третий — на выходе из нашего лагеря, где мы находились. Все эти посты надо было проверять.
Потом я с полковником Зиновьевым договорился (дай Бог ему здоровья!), что не буду больше стоять помощником дежурного, потому что, кроме этого, я был одновременно начальником тылового обеспечения, начальником вещевой службы, начальником кухни. Я все меню составлял для нашей группы в десять человек специалистов ПВО «Печора».
Старший округа полковник Величко говорил Зиновьеву — у тебя там Ждаркин такой, переводчик — он набил морду нашему охраннику, тот пожаловался.
Тогда я попросил Зиновьева, чтобы он сходил к Величко, и меня освободили от нарядов, чтобы я «не бил морду» ангольцам.
Я сказал: больше не буду стоять. А почему? А не хочу. Если Вы хотите, чтобы я и дальше их бил — пожалуйста, я буду ходить в наряды и бить морды, вопросов нет.
— Ну, Игорь, так нельзя.
— Чего нельзя? — я всё равно буду бить. Потому что ангольцы не выполняют простейших наших распоряжений и нарушают самые элементарные уставные требования. Какое ещё может быть отношение к такому безобразию? Я, как говорится, «не в задницу весь такой военный», я — переводчик, но меня это действительно заботит, это же наша общая безопасность, мне хоть за что-то обидно. Правильно, нет? Надеюсь, вы больше не хотите таких проблем.
Говорю ему: Владимир Николаевич, не беспокойтесь. Я всё остальное буду обеспечивать, вы ни о чем заботиться не будете. Проблем вообще ни в чём не будет. Буду нашу группу всем обеспечивать, но вы освободите меня от этой хрени. И он меня освободил.