. Он стремился показать, что познание Бога не может и не должно отталкиваться, как от отправной точки, от религиозности человека. Вот почему он не уставал повторять, что истинное знание Бога не «принадлежит» человеку, не может стать его собственностью и инкорпорироваться в его религию. Во втором издании эта мысль выражена с гораздо большей силой, чем в первом. Барт подчеркивает непознаваемость Бога: Бог превыше этого мира, Он совершенно иной, Он бесконечно далек и сокрыт от нас. Откровение Бога есть в то же время откровение Его инаковости и непознаваемости. Бог -не «опиум для народа», а предел для человечества. Он не дарит блаженство и покой, но смущает и потрясает человека «кризисами».
Книга Барта о Послании к Римлянам потрясла библеистов прежде всего очевидным равнодушием автора к волновавшим их превыше всего историческим вопросам. Нельзя сказать, что Барт полностью отвергал историко-критический метод, преобладавший в тогдашнем богословии. Он признавал его ограниченную и относительную ценность. Этот метод, по его мнению, подготавливает к пониманию - следовательно, не является совершенно бесполезным. Однако далее он ясно заявлял: «Если бы мне пришлось выбирать между историко-критическим методом и благочестивым учением о боговдохновенности, я бы без колебаний выбрал последнее, как более широкое, глубокое и важное. По счастью, никто не навязывает мне такого выбора»>18. Критики Барта замечали, что человек, заявляющий: «Мне не нужно выбирать между историко-критическим методом и старым учением о боговдох-новенности», должен быть либо библицистом, либо пневматиком. Для Барта, однако, работа истолкователя заключалась не в том, чтобы восстановить историческую ситуацию, в которой писал Павел, но чтобы встретиться лицом к лицу с теми же богословскими реалиями, о которых говорит апостол, и разделить его понимание положения человека перед Богом. «Если мы верно понимаем себя, наши проблемы - те же, что и у Павла; и, если нам суждено получить просвещение от ясности его ответов, эти ответы должны быть нашими собственными»>19.
Современные Барту исследователи Библии стремились поместить Писание в более широкий религиозный и культурный контекст -контекст истории религий. Чтобы понять Библию, говорили они, следует рассматривать ее как человеческий документ, содержащий сведения об одной из племенных религий Ближнего Востока, а затем - об одной из религий эллинистической цивилизации. Однако для Барта этот путь был давно пройден. Барт полагал, что мы начнем понимать значение и смысл Библии лишь тогда, когда выйдем за пределы ее человеческого, исторического и психологического характера. Лишь когда мы осознаем необычность содержания этих «человеческих документов», уникальность их предмета и темы - тогда мы начинаем понимать Библию.