К нему подбежали два бойца. Ползком они добрались до калитки прибрежного дома. Там никого не было. У крыльца — собака на цепи. Невинную лайку хозяева бросили на произвол судьбы.
— Цыц, лохматая! — прикрикнул на лайку боец, в котором он узнал Ишутина.
— Как нога? — спросил Жичин.
— Порядок.
— К маяку двинемся иль передохнем?
— По мне, так лучше двигаться. Отдохнем на маяке.
Они поползли. Где-то совсем рядом, захлебываясь, чужим голосом строчил пулемет. Пришлось залечь. Как Жичин ни старался определить, откуда он бьет, не мог. То впереди послышится, то справа.
— Он же на маяке, гад! — шепотом прокричал Ишутин. — Мы его, миленького, сейчас же и схватим.
Ишутин рванулся было вперед. Жичин остановил его. Объяснил, что надо зайти с севера, а то, пожалуй, и схватит очередью.
— Другие подоспеют, и мы останемся с носом, — выложил он последний свой козырь, но и этот довод не поколебал решения Жичина.
— За мной! — скомандовал он и пополз вправо. На минуту представил, какие слова посылал ему вдогонку Ишутин, и стало весело. Должно быть, поэтому полз он легко и сноровисто. Многоопытный Ишутин едва поспевал за ним.
Доползли, толкнулись в дверь — не тут-то было. Решили чуть-чуть отдышаться. К Жичину подоспели еще три бойца, потом еще двое. Сверху полоснула длинная, отчаянная очередь. До них ему теперь не достать, хотя они были у самых его ног, а ребятам из первого взвода, наверное, туго приходится. Пора заткнуть ему пасть. Заходили ходуном приклады, топоры, а дверь, как была, так и осталась на месте. «На совесть сработано», — подумалось Жичину. Он приказал всем отойти и начал готовить связку гранат.
— Разрешите мне, — попросил Ишутин. — Я на подрывном деле собаку съел.
Жичин молча уступил ему гранаты. Он, должно быть, впрямь знал толк в подрывном деле. В считанные минуты он каким-то чудом ухитрился сделать углубление в толстенной кирпичной стене у самого засова, подкреплявшего дверной замок, и тотчас же рванул взрыв. Дверь была взломана. Жичин подтолкнул ее и вошел в помещение. Вдоль круглой стены винтом уходила вверх железная лестница. Он поднял винтовку, трижды наугад выстрелил. Стало тихо и жутко, как в погребе.
— Разрешите мне, — услышал он голос Ишутина. — Я с такими субчиками управлялся за милую душу.
Не-ет, Ишутин. Жичин должен первым посмотреть на своего противника, глаза в глаза. С этой мыслью он бросился вверх по узким крутым ступенькам. Стук промерзших ботинок гулко отдавался по всему маяку. Рывок — и он на верхней площадке.
Противник его поднял руку. Другая рука беспомощно повисла на пулемете, на тыльной стороне ладони текла кровь. Рядом на деревянной тумбочке стоял телефон, радиопередатчик. Он был молод, первый его противник, и голубоглаз. В сжатых губах ни кровинки. Он смотрел прямо, спокойно. Жичин не заметил в его синем взгляде ни страха, ни раскаяния. Кроме спокойствия было, пожалуй, лишь любопытство.