Эта весть вогнала Жичина в краску. Кто-кто, а сам-то он знал, что не сделал ничего такого, за что можно было бы его выделить. Если за ночной бой надо кого-то отличить, то больше всех этого отличия заслужил политрук Прокофьев. Если б не он, Струков едва ли решился бы на атаку. Кое-кого из бойцов можно было бы отметить: Ишутина, к примеру.
«А может быть, оттого пал на меня выбор, что я комсомольский секретарь? — подумалось Жичину. — Не мне лично захотели честь воздать, а вожаку комсомола. И так могло случиться. Но так случиться не должно. Я ведь, помнится, в мыслях даже осуждал Прокофьева и Струкова за их чрезмерное, как мне казалось, рвение. По недомыслию, конечно, по незнанию, но осуждал. С какими же глазами я буду награду получать? Нет, это надо исправить, а то со стыда сгоришь». Он нашел Прокофьева, все чистосердечно выложил ему и, кажется, встретил в его глазах понимание.
— Все будет по справедливости, Федор, — сказал он. — Нам бы лишь от Выборга огонь отвлечь. Там судьба войны решается, что всем помнить надо.
Они вышли на лед, по-родному поглядели друг другу в глаза, обнялись и двинулись в разные стороны.
Едва на льду появились первые построения, с берега вновь ударили батареи. Снаряды рвались то тут, то там. Жичину подумалось, что он больше всего мог быть нужен в первой роте, туда и подался. Ротный улыбнулся ему как старому знакомому. Было и что-то новое в его приветствии: этакое подчеркнутое, но неподдельное внимание. Когда он заговорил о маяке, Жичин понял: о ночном бое уже растрезвонили. Сказал ему, что с маяком обошлось на редкость легко. Он самодовольно прищурился.
— Ты парень дельный, я это сразу определил.
Только он произнес эти слова, как вблизи от них — метрах в пятнадцати, не больше — в лед со звоном врезался крупный снаряд, и в тот же миг перед ними вырос столб воды. Вода на глазах стала оседать, обдавая их брызгами. Ротный рассмеялся.
— Я даже испугаться не успел, — сказал он. — Такая дура — и вся «за молоком».
Он озабоченно оглядел свое воинство, крикнул старшине:
— Передайте по цепи — дистанция между бойцами двадцать метров!
Команда птицей полетела по рядам бойцов.
— Нам тоже надо расходиться, — сказал ротный. — В такой бане купаться лучше по одному.
Это тоже было верно. Жичин облюбовал себе место на стыке со взводом связи и остался наедине с вражескими снарядами и со своими мыслями.
Залив сейчас напоминал огромное шахматное поле, заставленное белыми фигурами. Оно росло, это поле, ширилось и медленно продвигалось к берегу. Чем медленнее, тем, казалось, неотвратимее. Батареи на берегу неистовствовали. Снаряды рвались каждую минуту, и уже не брызги, а сплошная морось повисла над заливом. А фигуры как двигались, так и продолжали двигаться. Сколько видел глаз, все они оставались на своих местах, четко определенных приказом.