11 июля матросская фракция Гельсингфорсского совета проголосовала за поддержку Временного правительства.
12 июля на заседании Совета обсуждался вопрос о роспуске Центробалта. Возражения большевиков во главе с Антоновым-Овсеенко встретили обструкцией и топотом сапог. К тому же корабли, команды которых поддерживали большевиков, срочно увели в море. 14 июля на Сенатской площади состоялся очередной большой митинг. «Наружу вылезла вся оборонческая и обывательская шваль, — писал о нем Антонов-Овсеенко, — Сенатская площадь давненько не видала такой живописи!» Ему тоже предоставили слово, но «минут пять — и напряженный голос сдает. Вой и рев заглушают дальнейшую речь. Свирепые разгоряченные рожи тянутся ко мне угрожающе».
На следующий день его арестовали прямо на улице. Чуть позже, также на улице, «взяли» левых эсеров Проша Прошьяна и Алексея Устинова. Всех троих в специальном вагоне отправили в Петроград. Там Антонова-Овсеенко посадили в грузовик и доставили в тюрьму «Кресты». Его соседом по камере оказался Дыбенко. Были в тюрьме и другие любопытные встречи. На прогулке они увидели лекаря Царской семьи, врача тибетской медицины Петра Бадмаева, лечившего Николая II и Распутина. Бадмаев вроде даже обрадовался: «Ага, еще большевичков подсыпали! Добро пожаловать. Крайности-то сходятся…»
Июль и август 1917 года были для большевиков самым тяжелым временем после свержения монархии.
Очевидцы вспоминали, что чуть ли не каждый прохожий в Петрограде считал своим долгом поймать большевика, видя в нем «провокатора» и «немецкого шпиона». «На каждом перекрестке только и слышно, как ругают большевиков, — вспоминал Федор Раскольников. — Одним словом, открыто выдавать себя на улице за члена нашей партии было небезопасно». 8 июля газета «Новая жизнь» отмечала, что растет число эксцессов «толпы и солдат против отдельных большевиков» и что «толпа врывается даже в трамвае и ищет «ленинцев».
Одного из членов ВЦИК избили за то, что он призвал не считать Ленина германским агентом, пока это не доказал суд. Газеты выдвигали различные версии, куда мог скрыться Ленин — то ли в Кронштадт, то ли в Стокгольм, то ли в Германию, то ли… в Одессу. Появлялись сообщения, что Ленина уже поймали в переодетом виде — в костюме матроса или даже в женском платье. Любопытно, что через несколько месяцев будут распространяться такие же сплетни, но уже о якобы сбежавшем в женском платье последнем министре-председателе Временного правительства Александре Керенском.
Писатель Илья Эренбург, который как раз в это время возвратился в Россию из эмиграции, вспоминал, что русский офицер-пограничник, посмотрев его паспорт, довольно злобно сказал: «Опоздали. Кончилось ваше царствие. Напрасно едете». А по дороге в Россию эмигранты, еще недавно радовавшиеся тому, что в России «взошла заря свободы», ругались друг с другом. Один из противников большевиков кричал: «Вы что хотите — бунтовать? Не выйдет, голубчики! Свобода свободой, а вам место в тюрьме!» Ему не менее убедительно отвечали: «Не тут-то было! Пролетариат возьмет власть в свои руки. Кто кого посадит — это еще вилами на воде писано!» Пророческие слова, что и говорить.