…За обедом, на который я был приглашен графом A. К. Разумовским, бывшим тогда министром просвещения, граф, отдавая справедливость молодому таланту, сказал мне: «Я бы желал, однако же, образовать вашего сына в прозе». — «Оставьте его поэтом», — отвечал ему за меня Державин с жаром…
B. А. Жуковский — П. А. Вяземскому. 19 сентября 1815 г.
Он мне обрадовался и крепко прижал руку мою к сердцу. Это надежда нашей словесности… Нам всем надобно соединиться, чтобы помочь вырасти этому будущему гиганту, который всех нас перерастет.
Благослови, поэт!.. В тиши парнасской сени
Я с трепетом склонил пред музами колени,
Опасною тропой с надеждой полетел,
Мне жребий вынул Феб, и лира мой удел.
Страшусь, неопытный, бесславного паденья,
Но пылкого смирить не в силах я влеченья…
А. С. ПУШКИН, к Жуковскому
Первую платоническую, истинно поэтическую любовь возбудила в Пушкине сестра одного из лицейских товарищей его, фрейлина Катерина Павловна Бакунина. Она часто навещала брата своего и всегда приезжала на лицейские балы. Прелестное лицо ее, дивный стан и очаровательное обращение произвели всеобщий восторг во всей лицейской молодежи. Пушкин с пламенным чувством описал ее прелести в стихотворении своем под названием К ЖИВОПИСЦУ. Стихи сии очень удачно положены были на ноты лицейским же товарищем его Яковлевым…
29 ноября 1815 года. Я счастлив был!.. Нет, я вчера не был счастлив; поутру мучился ожиданьем, с неописанным волнением стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу, ее не видно было! Наконец я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с нею на лестнице, — сладкая минута!
Он пел любовь, но был печален глас;
Увы! он знал любви одну лишь муку!
Как она мила была! как черное платье пристало к милой Бакуниной! Но я не видел ее 18 часов — ах! какое положение, какая мука! Но я был счастлив 5 минут.
А. С. ПУШКИН, Отрывки из лицейских записок
Дитя харит и вображенья,
В порыве пламенной души,
Небрежной кистью наслажденья
Мне друга сердца напиши;
Красу невинности небесной,
Надежды робкие черты,
Улыбку душеньки прелестной
И взоры самой красоты.
Вкруг тонкого Гебеи стана
Венерин пояс повяжи.
Сокрытой прелестью Альбана
Мою царицу окружи.
Прозрачны волны покрывала
Накинь на трепетную грудь,
Чтоб и под ним она дышала,
Хотела тайно воздохнуть.
Представь мечту любви стыдливой.
И той, которою дышу,
Рукой любовника счастливой
Внизу я имя подпишу.
А. С. ПУШКИН, К живописцу
Во время пребывания Чаадаева с лейб-гусарским полком в Царском Селе между офицерами полка и воспитанниками Царскосельского Лицея образовались непрестанные, ежедневные и очень веселые отношения. То было, как известно, золотое время Лицея… Шумные скитания щеголеватой, утонченной, богатой самыми драгоценными надеждами молодежи очень скоро возбудили внимательное, бодрствующее чутье Чаадаева и еще скорее сделались целью его верного, меткого, исполненного симпатического благоволения охарактеризования. Юных, разгульных любомудров он сейчас же прозвал «философами-перипатетиками». Прозвание было принято воспитанниками с большим удовольствием, но ни один из них не сблизился столько с его творцом, сколько Пушкин.