М. Н. ВОЛКОНСКАЯ (Мария Раевская)
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
He пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Придет желанная пора:
Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
Комиссия постановила послать к г. московскому обер-полицмейстеру список с имеющихся при деле стихов в особозапечатанном от комиссии конверте на имя самого А. Пушкина и в собственные руки его: но с тем, однакож, дабы г. полицмейстер по получении им означенного конверта, не медля ни сколько времени, отдал оный лично Пушкину и, по прочтении им тех стихов, приказал ему тотчас же оные запечатать в своем присутствии его, Пушкина, собственною печатью и таковою же другою своею; а потом сей конверт, а следующее от него, А. Пушкина, надлежащее показание по взятии у него не оставил бы, в самой наивозможной поспешности доставить в сию комиссию при отношении.
Комиссия военного суда. 22 января 1827 г.
Гордись, гордись, певец; а ты, свирепый зверь,
Моей главой играй теперь;
Она в твоих когтях. Но слушай, знай, безбожный:
Мой крик, мой ярый смех преследует тебя!
Пей нашу кровь, живи, губя:
Ты все пигмей, пигмей ничтожный.
И час придет… и он уж недалек:
Падешь, тиран! Негодованье
Воспрянет, наконец. Отечества рыданье
Разбудит утомленный рок.
А. С. ПУШКИН, Андрей Шенье
Сии стихи действительно сочинены мною. Они были написаны гораздо прежде последних мятежей ц помещены в элегии АНДРЕЙ ШЕНЬЕ, напечатанной с пропусками в собрании моих стихотворений. Они явно относятся к французской революции, коей А. Шенье погиб жертвою… Все сии стихи никак, без явной бессмыслицы, не могут относиться к 14 декабря. Не знаю, кто над ними поставил сие ошибочное заглавие. Не помню, кому мог я передать мою элегию А. Шенье. Для большей ясности повторяю, что стихи, известные под заглавием; «14 декабря», суть отрывок из элегии, названной мною АНДРЕЙ ШЕНЬЕ.
Александр Пушкин, 1827 г., Москва
Вчерась мы обедали у (УШАКОВЫХ), а сегодня ожидаем их к себе. Меньшая очень, очень хорошенькая, а старшая чрезвычайно интересует меня, потому что, ло-видимому, наш поэт, наш знаменитый Пушкин, намерен вручить ей судьбу жизни своей, ибо уж положил оружие свое у ног ее, т. е. сказать просто, влюблен в нее. Это общая молва. Еще не видавши их, я слышала, что Пушкин во все пребывание свое в Москве только и занимался, что: на балах, на гуляниях он говорил только с нею, а когда случалось, что в собрании (УШАКОВОЙ) нет, то Пушкин сидит целый вечер в углу задумавшись, и ничто уже не в силах развлечь его!.. Знакомство же с ними удостоверило меня в справедливости сиих слухов. В их доме все напоминает о Пушкине: на столе найдете его сочинения, между потами — «Черную шаль» и «Цыганскую песню», на фортепианах — его «Талисман»… в альбоме — несколько листочков картин, стихов и карикатур, а на языке беспрестанно вертится имя Пушкина.