…Наталья Николаевна сидела обыкновенно за книгою внизу. Пушкина кабинет был наверху, и он тотчас нас зазывал к себе. Кабинет поэта был в порядке. На большом круглом столе, перед диваном, находились бумаги и тетради, часто несшитые, простая чернильница и перья; на столике графин с водой, лед и банка с кружёвниковым вареньем, его любимым. Волоса его обыкновенно еще были мокры после утренней ванны и вились на висках; книги лежали на полу и на всех полках. В этой простои комнате, без гардин, была невыносимая жара; но он это любил, сидел в сюртуке без галстука. Тут он писал, ходил по комнате, пил воду, болтал с нами, выходил на балкон… Иногда читал нам отрывки из своих сказок и очень серьезно спрашивал нашего мнения. Он восхищался заглавием одной: «Поп — толоконный лоб и служитель его Балда». «Это так дома можно, — говорил он, — а ведь цензура не пропустит!» Он говорил часто: «ваша критика, мои милые, лучше всех; вы просто говорите: этот стих нехорош, мне не нравится».
В тревоге пестрой и бесплодной
Большого света и двора
Я сохранила взгляд холодный.
Простое сердце, ум свободный
И правды пламень благородный
И, как дитя, была добра;
Смеялась над толпою вздорной,
Судила здраво и светло,
И шутки злости самой черной
Писала прямо набело.
А. С. ПУШКИН, В альбом А. О. Смирновой
Пушкин был ревнив и страстно любил жену свою, что нисколько, однако, не мешало ему иногда скучать в ее присутствии. Она его не понимала, и, конечно, светские успехи его ставила выше литературных. Раз А. О. Смирнова посетила его на даче, — в то время, как он писал свои сказки. По ее словам, Пушкин любил писать карандашом, лежа на диване, и каждый исписанный им лист опускал на пол. Раз у ней зашла речь с Пушкиным об его стихотворении: «Подъезжая под Ижоры». — «Мне это стихотворение не нравится, — сказала ему Смирнова, — оно выступает как бы подбоченившись». Пушкину это понравилось, и он много смеялся. Когда затем Смирнова сошла вниз к жене его, Наталья Николаевна сказала ей: «Вот какая ты счастливая, — я тебе завидую. Когда ты приходишь к моему мужу, он весел и смеется, а при мне зевает».
А. С. Пушкин — А. X. Бенкендорфу. Середина июля 1831 г.
…С радостию взялся бы я за редакцию «политического и литературного журнала», т. е. такого, в котором печатались бы политические и заграничные новости, около которого соединил бы писателей с дарованиями, и таким образом приблизил бы к правительству людей полезных, которые все еще дичатся, напрасно полагая его неприязненным к просвещению. Осмеливаюсь также просить дозволения заняться историческими изысканиями в наших государственных архивах и библиотеках. Не смею и не хочу взять на себя звание историографа после незабвенного Карамзина, но могу со временем исполнить давнишнее мое желание написать историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III.