– Не знаю. – Ада пожала плечами. И тут неожиданно в памяти всплыл давно забытый вкус. – Может, катаифи.
Мерьем казалась одновременно и довольной, и раздосадованной.
– Нет проблем. Давай сделаем это вместе. Вот только блюдо это называется кадайф. – Мерьем решительно заменила греческое название турецким.
– Катаифи, кадайф, – сказала Ада. – Какая разница?
Однако Мерьем явно видела разницу, поскольку продолжала поправлять племянницу с рвением преподавателя грамматики, столкнувшегося с неправильным употреблением инфинитива: не халлуми, а хеллим; не цацики, а сасик; не долмадес, а долма; не курабьедес, а курабье… и так далее и тому подобное. По мнению Мерьем, «греческая пахлава» была «турецкой пахлавой»: если сирийцы, или ливанцы, или египтяне, или иорданцы, или кто-либо другой предъявляли права на любимый десерт Мерьем, что ж, тогда им крупно не повезло, поскольку пахлава могла быть только турецкой. Но если малейшее изменение в названии блюд просто сердило Мерьем, то при виде названия «Греческий кофе» у нее буквально вскипала кровь, так как кофе мог быть – единственно и исключительно – только турецким.
К этому времени Ада успела обнаружить, что ее тетя – натура крайне противоречивая. Мерьем, питавшая трогательное уважение к другим культурам и осознававшая опасность культурной вражды, на кухне становилась ярой националисткой, кулинарной патриоткой. Ада считала странным, что взрослая женщина столь болезненно относится к выбору слов, однако старалась держать свои мысли при себе, хотя и сказала полушутя:
– Боже мой, вы такая чувствительная в том, что касается еды!
– Тема еды очень чувствительная, – ответила Мерьем. – Может вызывать проблемы. Знаешь, как у нас говорят: «Ешь свой хлеб свежим, пей воду чистой, а когда у тебя на тарелке лежит мясо, уверяй весь мир, что это рыба».
Если еда была деликатным предметом, секс стал еще одной щекотливой темой в длинном списке Мерьем. Она напрямую не поднимала этого вопроса, предпочитая ходить вокруг да около.
– Адасим, у тебя есть друзья в школе?
– Есть парочка. Эд – хороший друг.
– Ты хочешь сказать: Эдвина?
– Нет, Эдвард.
Мерьем сдвинула брови:
– Хлопок играет с огнем. Ты уже вышла из того возраста, когда девочки «дружат» с мальчиками. Быть может, когда те станут совсем старыми, дряхлыми и беззубыми… Но прямо сейчас подумай только об одной вещи.
В глазах Ады зажглись озорные искорки.
– Интересно – о какой?
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – отмахнулась Мерьем.
– Я лишь хочу, чтобы вы произнесли это по буквам, – сказала Ада. – По-вашему, мальчики хотят заниматься сексом, а девочки – нет. Да?