«Самодур! — утомленно подумал молодой рыцарь. — С самодурами тяжелее, чем с голодными людоедами».
Тем не менее, старик говорил совершенно серьезно, и вот, что странно: как это ни невозможно, сейчас, спустя лишь полдня после их встречи и знакомства, он действительно выглядел лучше. Хотя еще этим утром под гнетущие раздумья: «И зачем в походе эта обуза?» приходилось помогать ему взбираться в седло, была даже мысль привязать его к высоким лукам, чтобы невзначай не свалился. Но теперь старик, который еще совсем недавно не видел на один глаз и дрожал так, что даже конь под ним исходил судорогами, будто бы даже окреп — сидел прямо, крепко сжимал край плаща, еще крепче — повод. Его нынешний взгляд, уверенный и твердый, а при этом еще и властный, давал понять, что старик считает главенствующим в походе себя, а спутника — кем-то вроде вынужденного сопровождения.
— Я не хочу показаться невежливым, сэр Норлингтон, — возразил молодой рыцарь, — но глаза у меня на месте, и этим утром, в вашей деревне…
— Послушайте, эээ… Джеймс, да? — Старик в очередной раз проигнорировал рыцарское звание спутника, намеренно «позабыв» добавить к имени паладина обращение «сэр». — Вы еще молоды, и потому я прощаю вам вашу назойливость и непочтительность. Но не обольщайтесь: будь вы всего на пару лет старше, я бы без зазрения совести вызвал вас на поединок и поучил бы манерам. Так что начинайте запоминать уже сейчас: порой правильнее бывает смолчать и подумать хорошенько, чем высказывать вслух все, что приходит вам в вашу голову. К тому же, не всегда то, что видят глаза, является таковым на самом деле.
Джеймс оскорблено сжал зубы и нахмурил брови. Наглость, неблагодарность и несправедливость к нему старика его просто ошарашили. Он вознамерился ответить этому сэру Норлингтону самым решительным образом, но, повернув голову, напоролся на холодную и отчаянно издевательскую улыбку. Эта улыбка выдавала то, что старик вовсе не склочный престарелый помешанный, который просто не может не ворчать и не нудить, а хитрый лис, поигрывающий на эмоциях молодого спутника, как на лютне.
— Вы, должно быть, кипите от возмущения, мой юный друг, — прищурился седобородый рыцарь. — И, наверное, спрашиваете себя сейчас, отчего должны выслушивать наставления и поучения какого-то сумасшедшего старика, не так ли?
Джеймс как рыцарь промолчал.
— Молчат люди, которым просто нечего сказать. — Будто забыв свои прежние слова про «правильнее смолчать», заявил старик-провокатор. — Или которые боятся собственных мыслей и слов.
— А, так вы, сэр, выходит, решили, наконец, выяснить между нами все отношения? — Джеймс поравнял своего коня со скакуном спутника. — Так я открою вам правду! Знаете ли, я стою перед нелегким выбором: с одной стороны отвечать на оскорбления и вызовы стариков, тем более совершенно выживших из ума, недостойно рыцаря, но с другой — если старик — также рыцарь, как мне не ответить на оскорбление моей чести? И как мне поступить? Вам ведь сто лет, кажется? Не меньше… Ваш, — здесь Джеймс сделал выразительную паузу, — опыт мне пригодился бы в данном вопросе. Так подскажите, в каком случае моя честь пострадает меньше: если я просто брошу вас здесь на тракте и отправлюсь дальше один, или если проткну перед этим мечом?