Джеймс развернулся и поспешил за сэром Норлингтоном, то и дело озираясь — не изменит ли чудовищное насекомое своего ползущего поведения — и все время оглядываясь по сторонам. Смотреть, правда, было почти не на что. Клочья тумана позастревали на колючках терновника и напоминали цветы — могильно-бледные лилии. Всеобщее уныние царило во всем, окружающем незваных гостей, словно тому художнику, что раскрашивал здешний пейзаж, не хватило красок. Нет, у него в достатке было грязно-коричневых, багровых, бледных и серых тонов. Приглядевшись, можно было заметить и другие оттенки: болотный, черный и даже желтовато-бежевый цвет старой кости. Не хватало лишь ярких, радующих глаз красок — ни капли синей воды, ни клочка голубого неба, ни единого зеленого листочка или желто-рыжего проблеска солнца…
Художник оказался скуп и на детали пейзажа. Ну что ему стоило изобразить хотя бы пару высоких деревьев с пышными кронами, прочертить петляющий вдаль серпантин дороги или возвести цепляющий облака горный хребет на горизонте? Почему повсюду, куда ни кинь взгляд, жмутся к земле лишь эти угрюмые холмы, заросшие колючим терном и пурпурным чертополохом, с громадами старых серых камней на вершинах?
— Эти надгробия там впереди! — Джеймс наконец нагнал сэра Норлингтона. — Мы на погосте?
— Так оно и есть, — отозвался старик.
Звенья его кольчуги слегка звенели при ходьбе, тяжелый меч по-прежнему лежал на плече. Прокард Норлингтон вовсе не выглядел усталым, несмотря на изматывающую бессонную ночь и не менее тяжелый вчерашний день. С каждым часом к нему возвращались силы — древние чары спадали, отваливаясь от тела, словно старая ссохшаяся шкура, возвращая былую молодость. Молодость, которую у этого человека отняли очень давно, не позволив ему самостоятельно дожить до преклонных лет. Теперь старик (да полно, старик ли?) вновь обретал то, чего был лишен не по своей воле. На его счастье, ростовщик оказался донельзя честным, возвращая взятое однажды в залог в целости и сохранности.
— Так оно и есть, — повторил сэр Норлингтон, обернувшись к Джеймсу.
Сэру Доусону отметил, что его спутник помолодел сильнее. Сейчас ему на вид было лет пятьдесят-шестьдесят, морщины больше не напоминали трещины на камне. Даже волосы старозаветного паладина заметно удлинились и кое-где налились цветом — среди седых прядей проглядывали каштановые, то же было и с его бородой. Тем не менее, хитроватый прищур в уголках глаз и не думал исчезать — как и извечно ехидная усмешка на тонких губах. Даже телосложение вчерашнего старика изменилось. Спина разогнулась, отчего он стал заметно выше, плечи и грудь налились силой — кольчуга больше не висела на сэре Норлингтоне как тряпка: оказалось, что она была сплетена точь-в-точь по его меркам. Меркам, которым мог бы позавидовать враз ощутивший себя худощавым, тщедушным и от того еще более незаметным Джеймс Доусон.