Они выскользнули из дома, незамеченными поднялись на холм и направились в сторону оранжереи, не выпуская при этом из виду Джека Вудса.
– Он всерьез полагает, что его дочь все еще хочет поговорить с ним после всего, что случилось? – Рэйн понизила голос.
– Это самое большое заблуждение людей, которые считают себя могущественнее остальных. Они думают, что их все любят и боготворят. – Викки остановилась за тюком сена, и они наблюдали, как Джек Вудс, быстро оглядевшись, вошел в оранжерею.
Когда он закрыл за собой дверь, Викки расправила плечи.
– Он, должно быть, думает, что она, несмотря ни на что, жаждет его отцовской любви.
Рэйн помрачнела.
– Она по нему скучать не будет. Оуэн об этом уже позаботился.
На этот раз Викки действительно улыбнулась.
– По нему никто скучать не будет. – Она машинально потянулась к ближайшей тени, но Рэйн остановила ее.
– Осторожнее с этим, – предупредила она, наклоняя голову. – Скоро нам этот путь будет закрыт. Наши силы почти исчезли.
Викки скривила лицо.
– Я знаю. Но для одного раза, пожалуй, будет вполне достаточно.
Рэйн кивнула.
– Да. Вдвоем мы справимся.
Они продолжили свой путь через луг и вошли в оранжерею через заднюю дверь.
– Эбби? – услышали они крик Джека сквозь нежный плеск фонтана. Из-за густой зелени они не могли видеть кузнеца, но шаги его слышали хорошо. Он подошел уже довольно близко, и, когда Викки заметила свое отражение в одной из стеклянных панелей, ей на миг показалось, что она вся горит. Ее тело окружали ярко-красные плетения, символизирующие ненависть. Они были мощными и импульсивными. Викки глубоко вдохнула. Затем она крепче сжала руку сестры, плетения которой не слишком отличались от ее собственных. Их питала жажда мести. Сердца сестер Каерхей обливались кровью с тех пор, как они потеряли Скай. Но, как и прежде, сердца их стучали в унисон.
Листья зашуршали.
Рэйн поднесла палец к ее губам. Викки кивнула. Она не издала бы ни звука.
– Эбби? Ты здесь? Я получил твое сообщение, моя маленькая художница, и я очень рад, что с тобой все в порядке. Поверь, я очень боялся за тебя, тогда, в подвале!
Голос Джека звучал откуда-то справа, и они последовали по узкой тропинке через заросли растений.
– Я не хотел пугать тебя. Это все Моран. Это он меня вынудил, но теперь остались только мы, моя маленькая Эбби!
Джека Вудса окружали черные плетения лжи, и от одного их вида Викки стало плохо.
– Давай все забудем, Эбигейл, и просто снова станем семьей, как мы всегда хотели.
Семья! У Викки судорожно сжался желудок. Да как этот человек вообще мог говорить что-то о семье? Пожалуй, когда-то давным-давно он правда был любящим отцом, но за годы без жены и дочери его душа превратилась в ледяную дыру и в нем больше не осталось любви. Лишь жадность. И зло. И целое море лжи.