После я слышал, как он говорил:
– Нездоровится, но работается ничего.
И действительно, работал, как всегда, до двух часов и вечером, нисколько не отступив от обычного распределения дня.
Утром же Л.Н. прочел в только что полученном номере журнала «Жизнь для всех» статью Черткова «Две цензуры для Толстого», которая очень ему понравилась.
Л.Н. очень беспокоит продолжающаяся болезнь Александры Львовны, которую он часто навещает, сам носит ей вниз по лестнице кофе и т. д. Кто-то высказал предположение, что у Александры Львовны «сильный взрыв инфлюэнцы» или что-то в этом роде. Л.Н. засмеялся.
– У Саши не корь, не инфлюэнца, – сказал он, – она больна. И одни болеют дурно, другие хорошо болеют, так она – хорошо. А доктора все говорят разное.
Нужно сказать, что у Толстых перебывало уже три доктора.
После обеда Л.Н. сел подписать накопившиеся визитные и фотографические карточки, присланные для этого любителями автографов.
– Работа кипит! – шутил он, подписывая их одну за другой, тогда как я беспрестанно вынимал из-под его руки подписанные и подсовывал новые.
Тут же были Сухотин и Буланже. Шутили, что на библиографическом рынке автографы Толстого идут по низкой цене, так как выпущено их много; говорили о грамматических ошибках у Толстого и т. д. Л.Н. смеялся вместе со всеми.
За чаем Софья Андреевна, Татьяна Львовна и Л.Н. вспоминали о поэте Фете, которого все они хорошо знали и который часто бывал в Ясной Поляне. Л.Н. говорил:
– И художник, и писатель, и музыкант дорог и интересен своим особенным отношением к явлениям жизни, дорог тем, что он не повторяется… Так и Фет. И я понимаю даже и это его стихотворение (его только что читала Татьяна Львовна. – В.Б.) о том, что ему пробор волос дороже всего на свете: он соединяет в своем представлении этот пробор с известной личностью… Тургенев говорил как-то, что Фет глуп; да он сам был гораздо глупее его!..
И Л.Н. продекламировал стихотворение Фета «Шепот, робкое дыханье…».
– А ведь сколько оно шума наделало когда-то, сколько его ругали!.. Но в нем одно только нехорошо и не нравится мне: выражение «пурпур розы».
Сухотин рассказал, как когда-то Толстой при нем высказывал то же мнение об этом выражении самому Фету и как Фет с ним спорил.
Л.Н. забыл уже про это.
– Да неужели?! – воскликнул он.
Утром были француз, представитель кинематографической фирмы, и молодой человек – революционер. Первый отложил снимание Л.Н. до весны; второй ушел, оставив очень неприятное и нелестное о себе воспоминание.
Ввиду того что у Л.Н. болит горло, Душан предупредил всех домашних, чтобы его меньше вызывали на разговор. Выйдя в столовую к обеду, Л.Н. рассказал, что он читал целый час с сыном Сухотина Михаилом «Мертвые души» Гоголя. О Гоголе он говорил: