В августе 1997 года, в какой-то мере отдыхая в некогда древней Феодосии, я добросовестно скучал — на море и на суше, под лучами жаркого солнца и струями освежающего дождя, в затрапезных кафе и на кручах Кара-Дага, беспрестанно и с ожесточением повторяя строку любимого поэта: «И дольше века длится день!» Однако счастливый случай свел меня с преинтереснейшим человеком, который профессиональным чутьем угадал во мне писателя, а значит, и внимательного слушателя.
Мой новый знакомый оказался частным детективом, чьими услугами пользуются очень богатые люди, избегающие какой бы то ни было огласки не только результатов расследования, но и самого факта преступления, имевшего место в их доме. Эта секретность проистекает не из обывательского нежелания выносить сор из избы, но жизненно необходима, поскольку репутация людей, стоящих во главе крупных банков, инвестиционных компаний, транснациональных корпораций и международных фондов должна оставаться безупречной во имя всеобщего благополучия и процветания. Ведь от каждого из них зависят судьбы многих тысяч людей — компаньонов, сотрудников дочерних фирм, вкладчиков, государственных чиновников, активистов общественно-политических организаций и спонсируемых деятелей культуры. А малейшее упоминание имени хозяина в скандальной хронике подрывает доверие клиентов к возглавляемому им делу. Это чревато нарушением баланса и крахом некогда успешного предприятия.
Конечно, нам прекрасно известно о многочисленных убийствах банкиров. Но такого рода информация распространяется, когда, во-первых, скрыть преступление невозможно, поскольку оно происходит в публичном месте — в офисе, на улице, в подъезде. А во-вторых (и это главное!) — когда преступление совершается конкурентами, то есть чужими людьми. Но о том, что происходит в домах банкиров, не имеет представления ни один активный читатель рубрики «Криминальная хроника».
Мой крымский знакомый, по вполне понятным мотивам не называя имен, поведал множество историй, в реальность которых было крайне трудно поверить. С одной стороны, сознание не находило в них никаких логических противоречий, вполне естественными выглядели и мотивировки всех чудовищных поступков. С другой стороны, испытываемые мной чувства были взаимоисключающими: одновременное омерзение к этому страшному миру и жалость к его обитателям. Однако наилучшим доказательством подлинности всего услышанного служит та искренность, то неподдельное волнение в голосе, которые звучали из уст моего собеседника.
