И с этими словами Корин выбил табурет у меня из-под ног. Опора исчезла, тело провалилось в никуда, петля натянулась. Казалось, этот рывок чуть не сорвал мою голову с плеч. Я не мог дышать, не мог даже думать, но сквозь туман и шум крови в ушах услышал испуганный крик моего отца.
Спустя долю мгновения мои дёргающиеся в воздухе ноги вновь обрели опору. Балансируя кончиками пальцев на снова подставленном табурете, я жадно глотал воздух.
– Ты обещал, что не причинишь Амадеусу вреда! – крикнул отец.
– Убери его отсюда! – бросил Корин Лафету и обошёл вокруг моего табурета пружинистой походкой зверя, который присматривается к привязанному ягнёнку, прикидывая, с какого места лучше начать терзать добычу.
Выпроводив отца, к нему присоединился Лафет.
– Знаешь, – сказал он, – когда мы разберёмся с этим малым, я собираюсь спровадить папашу в могилу. Деда, который умел унимать его дурь, с нами уже нет, а лично я не испытываю к отцу никаких чувств, кроме презрения. Нечего ему болтаться у нас под ногами.
Корин достал из кармана золотую монету, поднял её и показал мне.
– Узнаёшь?
Я выдавил какое-то грязное, памятное по дням, проведённым на улице, оскорбление, но оно получилось не слишком внятным – петля по-прежнему сдавливала мне горло. А чего ради он показывает мне какую-то монету, я просто не понял. Почему бы не убить меня и не тратить попусту время?
– Интересная монетка… – протянул Корин, вертя золотой кружок пальцами, – особенная. А знаешь, бастард, что в ней особенного?
– Чего мы ждём? – буркнул Лафет. – Надо вырвать из него пытками правду да и покончить с ним.
Услышав со стороны сводного брата столь «родственное» высказывание, я не преминул выдавить ругательство и в его адрес. К сожалению, неразборчивое.
– Терпение, мой мальчик! – ухмыльнулся Корин и снова обратился ко мне: – Эй, бастард, ты ведь крепкий муж. В каких только переделках не бывал и всегда выходил из них, став ещё сильнее, чем прежде. До сегодняшнего дня, разумеется. – И он опять вышиб из-под меня табурет.
Я забился и задёргал ногами, снова чувствуя, что го лова вот-вот оторвётся. Доля мгновения – и опора снова оказалась под ногами.
– Знаешь, что для тебя сейчас хуже всего? Всякий раз, когда я выбиваю из-под тебя подпорку, твоя шея ещё чуточку растягивается, и после третьего-четвёртого раза позвонки не выдержат. Но нет, не думай, что всё будет так просто, как если бы тебя вздёрнули на виселице: раз – и помер. Как бы не так, дружище. Быстрой смерти тебе не будет, а вот паралич – такой, что ты не сможешь пошевелить ни рукой, ни ногой, – это пожалуйста. Ты даже жрать сам не сможешь. Будешь подыхать медленно, молясь, чтобы кто-нибудь сжалился и прикончил тебя. – Корин говорил медленно, с расстановкой, стараясь, чтобы до меня дошло значение каждого его слова.