— Вы хорошо держитесь, — усмехнулся Морозов. — Даже чересчур хорошо. Не боитесь, что ваша рекомендация сгорит?
— Это меньшая из моих печалей, — ответил я, до того как понял, что вопрос даже не с двойным, а с тройным дном. Вот только решилось все совсем не так, как я ожидал, ведь письмо не горело. Края чуть обуглились, но при этом огонь в жаровне припал к самым углям, а потом и вовсе погас, совершенно не повредив печати.
— Настоящая? — несколько растерявшись проговорил инквизитор, подняв бровь от удивления. Он двумя пальцами подобрал бумагу, и теперь уже настала моя очередь недоумевать — обгоревшие края восстанавливались, вырастая до прежних размеров. Магия, не иначе.
— Надеюсь, теперь последние сомнения развеяны? — сказал я, вырвав бумагу из пальцев Морозова и быстро убирав ее в конверт. Черт его знает, выдержала ли это испытание структура, но сгорания бумаги я не предусматривал.
— Очень странно, — облокотившись на стол, произнес Морозов. — По моим сведениям, вы находитесь не в лучших отношениях с принцем Феофаном.
— И это должно помешать мне иметь общие интересы с императорским домом? Тем более в отдельных областях? — ответил я вопросом на вопрос. — Феофан ему идет больше, чем Фавоний. Или это от фавна?
— Его мать, третья принцесса севера, боевая подруга императора, родила сына после многочисленных попыток. Это напрямую связывают со съеденным ею сердцем фавна, — пожав плечами, сообщил Морозов. — Если бы вы вращались в высших кругах или хотя бы обращали внимание на слухи, то знали столь пикантные, но растиражированные сведения о дворе.
— Я из диких мест, да и увлечения у меня не самые обычные. Так что вам удалось узнать? — спросил я, стараясь переключить внимание инквизитора на интересующую меня тему.
— Хорошо. Допустим, я вам верю, — произнес вместо ответа Морозов. Он внимательно на меня смотрел, постукивая узловатым пальцем по столешнице. Да что у них за привычка у всех такая? Что, шариковых ручек с пружинкой не изобрели, чтобы донимать собеседника пощелкиванием? Ладно, потерпим, пусть соображает.
Я же не собирался сидеть без дела, плетя структуру в виде гигантской сосульки прямо над головой Морозова, под потолком. Просто так, на всякий случай. И свой навык подтянуть, и внимание отвлечь. И огреть, если что-то пойдет не так.
— Хорошо, — еще раз произнес инквизитор, а затем, достав из внутреннего кармана пиджака записную книжку, пролистал ее и положил исписанным листом вверх. — За последние сто лет в академии было четыре случая проведения запрещенных экспериментов над душами. Все они закончились крайне плачевно.