Семейный ужин не задался, но собственно — как и всегда, когда на нём присутствует папенька. Обедаем мы в гостиной, размеры которой отнюдь не велики, так и что и за столом может поместиться не более полудюжины человек, да притом локоть к локтю.
Для четверых места хватает, но… Юрий Сергеевич изволит смердеть. Неизменный запах алкоголя, перегара, табака, больных зубов и нездорового от излишеств желудка окутывает сперва его, а потом и всех нас удушливым ядовитым облаком.
На работе он употребляет мятные пастилки, а дома, по его разумению, это не обязательно. Говорить об этом… я даже не пытаюсь, а Люба иногда заводит безнадёжные разговоры, но господин Пыжов изволит обижаться и несколько дней демонстрировать своё неудовольствие.
— Кхе! — солидно кашлянул папенька, не прикрываясь рукой, — Кхе-кхе…
Поковырявшись без особой охоты в тарелке, папенька потянулся к графинчику и налил себе стопочку. Выдохнул… выпил, задержал дыхание и снова выдохнул.
… мы трое дружно задержали дыхание.
— Хороша! — благодушно сказал он, улыбаясь в усы и показывая дрянные зубы. Хм… для его утробы, мне кажется, всё хорошо! Всё, что горит, льётся и пьётся.
Из-за стола мы встали так быстро, как только позволили правила приличия, даже чуть раньше. Впрочем, как и почти всегда, когда обедаем с отцом.
… по комнатам расходились, не оглядываясь друг на друга. Такая вот у нас ячейка общества. Дворянское гнездо.
***
Женская гимназия в доме Кошелева на Мясницкой, в которой учатся сёстры, не слишком близко от нашей квартиры, и в непогоду отец вынужден давать дочкам деньги на извозчика, чем он не слишком доволен. В обычное же время Люба и Нина добираются туда своим ходом, выходя из дома минут на двадцать раньше меня.
Мы не слишком-то пересекаемся в обычное время, но с утра я частенько выхожу в прихожую проводить их. Сёстры на это фыркают, но не гонят, вроде как дозволяют любить себя, покуда я им не слишком докучаю.
Сейчас хоть и середина мая, но по утрам достаточно свежо, так что поверх гимназической формы девочки одевают лёгкие плащи, наподобие пыльников. Называются они как-то иначе, но это очень женское "иначе", а по факту — обычный пыльник, защищающий гимназическую форму от московской грязи и пыли.
— Погоди! — я остановил Нину, подавшую старшей сестре плащ, — дай отряхну хоть.
Отряхнув одежду платяной щёткой, я помог одеться Нине и также отряхнул её. Сёстры восприняли помощь как должное, но всё ж таки (гимназическое воспитание!) поблагодарили кивками.
— Я вчера рано заснул, — говорю неловко и замолкаю, смущаясь. Сами додумают! А я потом ещё подброшу… додумок.