Квартиру Евгений Ильич занимает сообразно своему солидному положению — семь комнат на четвёртом этаже в доходном доме. С лифтом! В этом времени лифт уже не последний писк технической моды, но всё ж таки служит некоторым признаком роскоши и прогресса.
Лифтёра, впрочем, в доме не имеется, так что квартиранты, люди сплошь прогрессивные и образованные, не чурающиеся сложной техники, самостоятельно справляются со спуском и подъёмом, открывая собственными ключами ажурную решётку, преграждающую путь к дверце лифта.
Обычно меня встречает сам хозяин, а иногда престарелый лакей, унаследованный им от дедушки-крепостника и почитающий себя ревнителем традиций и больше Тартариновым, нежели сам Евгений Ильич. Хм… подозреваю, что так оно и есть.
Не в том смысле, что Евгений Ильич некоторым образом бастард, а в том, что его лакей некоторым образом Тартаринов… Специфика крепостничества, чтоб его!
В это раз не сложилось и меня никто не встречает, но дожидаться их внизу не стал, легко взбежав наверх и почти тут же наткнувшись на литератора, отпирающего дверь квартиры, и видно, вышедшего встречать меня.
— Алексей Юрьевич, — церемонно приложив два пальца к отсутствующей на голове фуражке, он протянул мне руку.
— Евгений Ильич… — отзеркаливаю и пожимаю её.
— Кто там? — послышался детский голос, — Лёша?
Почти тут же из комнат показался Илья, восьмилетний племянник Тартаринова, сын его безалаберной сестры, устраивающей ныне личное счастье после былых "ошибок молодости". Прямо об этом не говорят, но по редким обмолвкам я смог составить представление о ней, как об особе весьма своеобразной.
Этакая эмансипе, весьма раскованная, уверенная и самостоятельная…
… и столь же уверенно вляпывающаяся в разные неприятности, из которых её вытаскивает семья. Причём как-то так оказывается, что они никого и никогда ни о чём не просит, а просто… складывается так, случайно.
А она, вся такая самостоятельная и независимая, сама справляется со всеми жизненными трудностями! Вся такая хрупкая и утончённая, но в тоже время современная и деловитая.
Как уж там сложились обстоятельства, я не знаю, и по совести — не хочу знать. Но перед самым поступлением в гимназию, забота о восьмилетнем Илье оказалась на озадаченном Евгении Ильиче, притом внезапно. Как говорится, ничто не предвещало…
Потом, столь же внезапно оказалось, что в образовании мальчика есть провалы и его нужно срочно (!) подтягивать до гимназических стандартов. Почему этим не озаботилась мать и почему бы не отложить в таком разе поступление ребёнка на другой год, мне решительно неизвестно, да и Евгению Ильичу, сдаётся мне, тоже…