За пару суток нас ни разу не попытались ограбить, что меня местами даже встревожило, особенно когда понял причину такого нездорового поведения местных. Крылась она в совершенно неприемлемом на мой взгляд дефиците огнестрельного оружия для приграничной деревни. Деревенские, несмотря на век поездов, пароходов и дирижаблей, ходили с луками и копьями!
Наблюдения в окно под храп вымотавшегося Кринхальзера натолкнули меня на другую мысль — я ощутил необходимость заполнить внутри себя пустоту. Не ту, что может возникнуть у молодого красивого хазарда, маскирующегося под гнома… то есть, не нужду близости с женщиной, а куда более глубокую.
Я скучал по старрху.
Первые самостоятельные шаги по этому миру я сделал с орочьим боевым ножом в наспинных ножнах. Его тяжелое длинное лезвие сотни раз выручало меня в самых разных ситуациях. Даже сейчас, после купания в потрохах монстра и трансформаций, тело помнило успокаивающую тяжесть здоровенного пыряла за плечами. Нужно было найти новое.
Отлучаться от тела самозабвенно дрыхнущего подзащитного было бы актом вопиющего непрофессионализма, потому я дал задание Волди. Кот, прекрасно знающий, как выглядит старрх, отправился разглядывать ассортимент в местных магазинах и кузнях. Вскоре он вернулся весь в пыли, притащив нереально здоровую и жирную крысу со сломанным хребтом. Оставив её на мое попечение, питомец с деловитым видом снова куда-то рванул.
Крысу, дабы не смущать спящего запахами, я разделал на карнизе окна, превратив здоровую тварь в набор лишенных шкуры и костей запчастей, идеально подходящих для пропитания кота. Тот вскоре вернулся, с натугой таща такой же пыльный, как и он сам, свёрток. Передав мне добычу, Волди отряхнулся и приступил к трапезе, а я, предвкушая всякое разное, начал разворачивать добычу, на которую кот определенно наткнулся на каком-то пыльном чердаке, где и произошло их с крысой знакомство.
— Гм, — озадаченно почесал я затылок, — Спасибо, Волди, прямо от души. Это, конечно, не старрх, но куда лучше, чем то, что есть.
В свертке было… нечто, отдаленно напоминающее помесь сабли и кинжала на грубой и плохо зашлифованной рукояти из дерева. Кустарщина полная, решил я, осматривая поделку, вытащенную из ножен, сшитых жилой по толстой шкуре лесного зверя. Кто-то снял с косы лезвие. С очень большой косы, прекрасно подходящей под руки и стать местных зеленокожих верзил. Затем этот кто-то с неясными целями заточил у импровизированного ножа обух, превращая бывший сельскохозяйственный инструмент в слабое подобие обоюдоострой сабли. Решение идиотское от начала и до конца, заключил я, представляющий себе порядок ковки боевого оружия, где на обух из твердой стали наваривается полоска мягкой для лезвия. Эта зловещего вида игрушка, лежащая сейчас в моих руках, сломаться может от одного-двух ударов…