Но он ошибался. Никто не позвонил. Ни Антону, ни Сашкиной матери. Ни писем с угрозами, ни записок. Вообще ничего.
Прошёл день. Потом второй. Ничего необычного не случалось.
По настоянию Виктора, Антон с Ритой остались на «осадном положении»: из дома не выходили, шторы не отдёргивали. В телефонах включили режим записи всех разговоров, но общались лишь между собой и с Галиной Ивановной, у которой тоже ничего не происходило. Днем она обивала пороги полиции, вечером созванивалась с Антоном. Утром снова шла в полицию, уже в высшую инстанцию, но когда там узнавали, что речь идёт о подростке, то интерес сразу угасал: ясное дело – сбежал из дому, не первый случай и не последний, отыщется потом. В похищение никто из представителей правопорядка особо не поверил, тем более требований не поступало. Друга Сашкиного выслушали, показания записали и отпустили, провожая кривыми ухмылками: мол, под кайфом ещё и не такое кино увидишь.
Виктору по своим каналам тоже ничего узнать не удалось. Прошло ещё два дня. Ситуация не поменялась, кроме того, что Антон стал нервозным. Его напрягала эта неизвестность. Он ходил, каждую секунду ожидая нового «удара» по затылку. Плохо спал, почти перестал есть. Хотелось убежать подальше от всех, закрыться в каком-то удалённом и уединённом месте, чтобы хоть на миг, хотя бы на мгновение почувствовать себя в безопасности. Его состояние вызывало нешуточную тревогу у Риты. Антон видел, что она старается поддерживать его, помогать, но не мог ничего с собой поделать. Он боялся. Пятый день начался с уже обычного звонка Галины Ивановны. Новости по-прежнему отсутствовали. Антон знал, что она чувствовала и понимала его состояние и, несмотря на собственное горе, старалась помочь, как-то успокоить, настроить на позитивный лад, но выслушав её, он откладывал телефон и начинал ходить по комнате, как загнанный зверь.
В конце концов он не выдержал. Схватил из бара бутылку водки, плеснул в стакан и залпом выпил. Потом ещё. Алкоголь практически сразу ударил в голову. На какое-то время Антона отпустило. Он налил ещё и с чувством облегчения плюхнулся в кресло.
– Ну что, Сашка, повеселимся? – спросил он в пространство и влил в себя третью порцию.
Хмель быстро завладел разумом и телом, принеся спокойствие и отрешённость. Потом что-то укололо руку на сгибе локтя. Антон вяло провел ладонью, не придав значения, и вдруг начал стремительно трезветь.
Когда он это осознал, то испугался до такой степени, что начал материться в голос, кляня неизвестно кого и непонятно за что.
Прошло ещё несколько дней. Изможденный Антон перестал отвечать на звонки Галины Ивановны, все равно ничего нового она сообщить не могла. Крайне мало спал, редко ел. При этом он всё это прекрасно осознавал. И он боролся. Боролся со страхом, с нервным напряжением, с самим собой. Но понимал, что проигрывает. Требовалось что-то менять. Так продолжаться не могло. Прошло две недели с Сашкиного похищения, когда Антон решился. Взяв канцелярский нож с острым лезвием, он закрылся в ванной, собрался с духом и вырезал у себя на предплечье: «Ты где».