Вайнмонт опустил голову, поражение на его лице было таким же из ряда вон выходящим, как его небритый подбородок и взъерошенные волосы.
— Я не могу изменить того, что сделал, Стелла. Я снова это сделаю.
Мне хотелось кричать, злиться на него, требовать, чтобы он рассказал мне, почему он сидел здесь, изображая сожаление, и в то же время рассказывал мне, что сделает это снова, когда получит шанс. Это какая-то моральная пытка вместе с физической?
— Сделай мне одолжение. Когда станешь Сувереном, как насчет того, чтобы издать свой первый указ о том, чтобы тебя отымели по-королевски?
Он вздохнул и покачал головой.
— Я не ожидаю, что ты поймешь. Я не хотел…
— Убирайся. — Я отвернулась от него, шея затекла от отсутствия движения.
Он не сдвинулся. Я чувствовала, как он сидел там неподвижно, все еще сверля меня взглядом.
Больше нечего было сказать. Он избил меня, как скот. Хуже, на самом деле. Воспоминание о голосе Кэла Оукмэна с громом проносилось в голове. То, как он перекрикивал обжигающие удары Вайнмонта, который с такой так легкостью пускал мою кровь. Мои слезы трансформировались из грусти в гнев.
Я была яростной бурей ненависти и злости, но оказалась в ловушке своего изувеченного тела. Все, что я могла сделать, это пожелать, чтобы мои слезы исчезли, и я могла принять тот факт, что Вайнмонт проклял меня в моей жизни. Это жизнь боли… боли и тьмы. В ней столько много теней, о которых я даже не подозревала, они затмевали тот слабый свет, который во мне когда-то был. Я был изгнана, уничтожена человеком, который теперь выглядел потерянным.
Спустя долгий момент пол заскрипел, и я услышала его удаляющиеся шаги.
— Подожди, — обратилась я.
Он вернулся быстрым шагом, и теперь стоял позади меня.
— Ты сказал, что я могу получить вознаграждение, если пройду через бал.
— Да, — почти с надеждой прохрипел его голос.
— Я хочу увидеть моего отца и сводного брата.
Вайнмонт переминался с ноги на ногу. Опустилось еще одно долгое молчание, как глубокий снег зимой, заглушив и похоронив нас. Он коснулся края моей постели, и такое нерешительное движение заставило меня рассердиться, заставило меня хотеть причинить ему боль.
— Хорошо, — вздохнул он, принимая поражение.
— Ты собираешься сдержать свое слово?
Он провел пальцами по моим волосам. Я закрыла глаза, задаваясь вопросом, есть ли у него шанс успокоить огненную бурю, которая бушевала в моей груди.
— Я всегда это делаю, — его голос был таким же мягким, как и его ласка.
Я хотела поверить, что он был действительно тем, кем казался сейчас, — человеком, который выглядел таким же разрушенным тем, что он сделал, как и моя разорванная плоть. Но какой из них был реален? Разрушающий или разрушенный? В любом случае, мои слезы все еще падали, боль все еще жалила, сердце все еще болело. Он сделал это, и сделает снова. Я отогнала любые нежные мысли.