— Рене рассказала тебе? — Он покачал головой, злость вспыхнула в его усталых глазах.
— Да. Она рассказала, что у меня очень напряженный праздничный график в течение следующих нескольких месяцев.
— Что еще она тебе рассказала?
— Ничего. Ты хорошо ее натренировал.
Вайнмонт провел рукой по темным волосам.
— Не я.
— Тогда кто?
Он сделал шаг мне навстречу. Я скопировала его, делая такой же шаг назад.
Тень пересекла его лицо. Боль? Затем исчезла, и он прижал руки к бокам, открывая ад в своих глазах.
— Послушай, Стелла, это то, чего никто из нас не может избежать. Я делаю то, что должен. Это все, что тебе нужно знать. Как только твой год закончится, ты сможешь уйти и никогда не оглядываться назад. А до этого момента мне нужно, чтобы ты делала, как я прошу, и просто приняла это. Больше никаких вопросов. И никаких попыток бегства.
— Я не бегу.
— Продолжай в том же духе. — Мужчина сделал еще один угрожающий шаг ко мне.
Я стояла на своем. Он мог причинить мне боль, но я не дам ему превратить мой страх в свое преимущество. Я смотрела в него, мимо синевы, глубже, наблюдая, как гнев в глазах уступил место огню. Воздух в комнате начал трещать, словно его пронзил электрический ток, который проскакивал между нами.
Все беспокойство, с которым вошел Вайнмонт, исчезло. Он выглядел… голодным, словно луна вышла из-за облака и открыла истину о том, сколько в нем от изголодавшегося волка.
Его взгляд бродил по моему лицу, моему телу. Когда по моей коже ударил жар, как будто Вайнмонт коснулся меня, я знала, что я проклята. Желать прикосновения дьявола было ни чем иным, как смертным грехом.
Я ударила его. Моя открытая ладонь хлестнула по его лицу приятным шлепком. Он не ответил, просто отвел голову в сторону, пока в его шее не хрустнуло самым отвратительным образом. То, что было огнем в его глазах, превратилось в яростное пламя.
Вайнмонт двинулся вперед, остановившись всего в нескольких дюймах передо мной. Я отвела руку назад, чтобы снова ударить его, но он поймал, до боли сжав мое запястье. Я подняла подбородок, встречая его порочное вторжение неповиновением. Он не вселит в меня столько страха, чтобы я отступила. Отступление не для меня. Меня не волновало, было ли все это место покрыто чертовыми лозами, я рассеку и сожгу их, пока не расчищу место для себя, своего творчества, своих книг и своей собственной свободы.
Резко, словно гадюка, он обхватил свободной рукой мое лицо. Я не вздрогнула, хотя ожидала, что он ударит меня. Жар в его взгляде говорил о чем-то взрывоопасном — о насилии или желании, или, может быть, острой смеси и первого, и второго. Когда его ладонь коснулась моей кожи, мои глаза непроизвольно закрылись.