Из глубины пришла злая радость, усталая, и через боль и слабость, но именно она.
«Я тебя обожаю, малыш! Я с тобой! Дай только раны залижу!»
Я сделал осторожный вдох, который тут же вызвал резкую боль в груди. А затем открыл глаза снова, уже по-другому. Внимательно осматриваясь и прислушиваясь к себе. Руки забинтованы, ноги судя по ощущениям тоже. Тело слегка чешется, но в сравнении с болью, которую я перенёс, пока не отключился, зуд — мелочь. Попробовал пошевелить пальцами, проверяя, слушается ли тело. Ладонь послушно сжалась в кулак.
Соня, видимо, ощутив моё шевеление, проснулась и приподняла голову. Чистые изумрудные глаза, немного заспанные, несколько секунд фокусировались на моём лице. А затем девушка улыбнулась, выражая смесь облегчения, радости и лёгкого смущения. И как же больно осознавать, что всё это в большей степени навязанные синей тварью эмоции, а не её искренние чувства. Я не знаю, что он сделал. Не только разговор, последние двое суток в моей памяти больше напоминают разорванные клочки, никак не собирающиеся в единое полотно.
— Ты очнулся, — мягко и тихо сказала девушка.
А затем не выдержала и заразительно зевнула, едва успев прикрыть рот.
— Сколько я проспал?
Соня выглянула в окно, пытаясь сориентироваться во времени.
— Сутки точно, и ещё несколько часов, — ответила она. — Сейчас день, а в больнице мы оказались рано утром.
Сутки, значит. Терпимо.
— А ты как? — я попытался немного приподнять голову. — Как себя чувствуешь?
Она села, и выпрямляясь на стуле, как бы случайно провела пальцами по моей руке.
— Всё хорошо. Усталость только. У меня не было серьёзных травм.
Она озабоченно оглянулась на дверь, прислушалась и нагнулась ко мне, зашептал.
— Я рассказала, что во всём виноват Момо, как ты и просил. И ничего… Другого.
Я просил? Синий изменил ей память?
— Я очень смутно помню, что произошло, — осторожно отвечаю.
Она кивает:
— Да, я понимаю. Я позже всё расскажу, — она начала отстраняться, но замерла, ещё раз впившись в моё лицо своими изумрудными глазами и, покраснев, тонкими едва заметными полосками, сказала: — Я очень тебе благодарна. За то, что не побоялся. За то, что пришёл за мной.
И прежде чем я успел хоть что-нибудь ответить, подалась вперёд, накрыв мои губы своими. Самую малость неловкий, но нежный поцелуй. Мягкость её губ, едва уловимый запах мёда, всё это дурманило голову.
Соня отстранилась и поспешно села обратно на стул, внимательно следя за моей реакцией. А что я мог ответить? Что она одурманена, и потому я не могу принять её чувств? Не могу представить реакцию.