Трактирщик нахмурился, словно внезапная – и странная – мысль пришла ему в голову.
– Это его слова, а не твои, – нетерпеливо сказал Рейнар. – Ну?
– Сказал, что моя еда не годится для последнего ужина, – потрясенно продолжил Дивочак. – Как будто знал, что умрет.
Рейнар нахмурился:
– Больше он ничего такого не говорил? «Последнее пиво»? «Последняя шлюха»?
– Нет. Простите, пан герцог, что не сказал сразу, – снова начал плакаться Дивочак. – У меня совершенно вылетело… Свортек тогда смеялся, сказал, что плохо шутит. Я не придал значения… О, боги…
– Забудь. – Рейнар убрал локти со стойки и повернулся к выходу. – Он действительно шутил дерьмово. И время от времени нес бред, которого никто из нас не понимал.
Герцог вышел во двор. Солнце скрылось за облаками; без него город посерел, как ему и полагалось, и замер в ожидании какой угодно развязки.
Собаку с дерева сняли. От нее остались только дыра от гвоздя в коре, как рана, да лужица крови в корнях.
Шарка сидела на крыльце приюта с бутылкой в руке, без всякой мысли улыбаясь луне. Ночь была ясная, теплая, дружелюбная; даже шорохи и скрипы леса уже не пугали девушку. В конце концов, ее тени, верная стая, тоже были здесь, рассеянные во мраке.
Луна, звезды и глаза демонов двоились. Тело было таким тяжелым, что уже долгое время Шарка заставляла себя встать, но с каждым глотком становилась все тяжелее, заваливалась на крыльцо. «Ну и что, – думала она. – Дэйн все равно спит, Хоболь охотится, кому какое дело?»
Здесь не было никого. Ни Дивочака, от которого она убежала; ни трупа Душана в стогу сена; ни Дэйна, на которого замахивались обитым железом сапогом; ни Пригожи с кровавой кашей вместо лица; ни стражей и зевак на площади… Ни матери…
Все это исчезало, едва в ее горле разливалась обжигающая волна. Водка закончилась, и Хоболь продал ей какую-то лесную настойку на травах. От нее крутило желудок, но со своей задачей пойло справлялось не хуже. Забыть, запить и наедине с луной, бесконечно порывающейся убежать за кроны, просто порадоваться способности дышать. Шарка откинулась на спину, снова проваливаясь в крыльцо, и закрыла глаза. Счастье беспамятства…
Вдруг ее руки оказались в тисках. Ее резко поставили на ноги, но она сразу же рухнула на колени и, открыв глаза, увидела перед собой темные очертания, расплывавшиеся так, что стоило больших трудов понять, сколько здесь на самом деле людей. Замотанные с ног до головы в черное мужчины, большие, злые и непонятно чего хотевшие, тащили Шарку куда-то.
– Я же вас пр-р-росто в кл-клочья разорву, – заплетающимся языком прорычала она. – Не заставляйте меня…