В горах потемнело, на Корсику быстро надвигались сумерки, и Наполеоне засобирался домой.
— Спасибо за угощение, папаша Луиджи! — поднялся он с чурбака, заменявшего стул. — Мне пора…
Мельник прижал к себе мальчика.
— Приходи ко мне, малыш! — с понятной только ему грустью сказал он. — Ведь мне… — голос его неожиданно дрогнул, — не с кем перекинуться даже парой слов… Моя Анна ненадолго пережила Геро и осталась там, — махнул он рукой в сторону гор, — у Понте-Нуово..
Не плакавший даже под самыми жестокими наказаниями Наполеоне почувствовал, как у него защемило в горле и, боясь показаться слабым, он поспешил домой. А мельник еще долго сидел у костра и грустно смотрел на тлевшие у его ног поленья. Но это была уже совсем другая, никогда не испытанная им ранее светлая грусть…
Мальчик медленно спускался по узенькой тропинке к морю. Постепенно образ папаши Луиджо принимал в разгоряченном его рассказом воображении мальчика все новые черты, и, в конце концов, Наполеоне стало казаться, что он побывал в гостях не у обыкновенного мельника, а посетил какого-то мифического героя.
Ничего странного в этом не было. С трех лет он слушал рассказы кормилицы о подвигах своих соотчественников и привык видеть в каждом корсиканце патриота.
У берега маленький патриот услышал громкий смех и французскую речь. Выйдя из кустов, он увидел троих солдат, знакомого ему сержанта и офицера.
Они пили из большой плетеной бутылки вино и закусывали овечьим сыром. Сержант что-то оживленно рассказывал своим товарищам, и те то и дело покатывались со смеху. Заметив мальчика, хорошо говоривший по-корсикански сержант удивленно спросил:
— Откуда ты, малыш?
Наполеоне промолчал. Говорить о том, что он был в гостях у ненавидевшего французов мельника? Заметив его разовранную одежду и ссадины на руках, сержант понимающе покачал головой.
— Все готовишься стать солдатом?
— Да, — с вызвовом ответил мальчик, — готовлюсь!
— Зря, — махнул рукой сержант, — ничего у тебя не получится!
— Почему? — хмуро взглянул на него мальчик.
— Больно ты мал! — с наигранным сожалением развел руками Пьер. — Да и ни к чему это! Тебе никогда не победить французских солдат, лучших солдат в мире!
Прекрасно понимая, что сержант шутит, мальчик даже не улыбнулся. Да и какие могли быть улыбки, если над ним и его родиной смеялись ее враги! Разве это не они убили сына и жену папаши Луиджи? И разве он может спокойно слушать этот смех? Да никогда!
— В таком случае, — бледнея от ярости, — воскликнул он, я вызываю тебя на дуэль!
— Нет, — испуганно замахал руками сержант, — все что угодно, только не это!