— Какая прекрасная пара, — без своей обычной улыбки произнесла она, слегка удерживая молодого офицера за рукав, — не правда ли, месье Буонапарте?
— Кого вы имеете в виду? — взглянул на нее Наполеоне.
— Каролину и господина де Брассье, кого же еще! — пожала плечами мадам дю Коломбье.
Она улыбнулась, но в ее холодных глазах не было и намека на радушие. Испуганная бурным признанием молодого офицера Каролина рассказала матери о сделанном ей предложении, и она сразу же решила принять меры, дабы оградить себя от подобного сватовства.
Да, она выделяла способного подпоручика среди всех остальных, но отдавать свою единственную дочь за человека без имени и состояния не собиралась.
Она решила объясниться с молодым офицером, поскольку именно в эти дни должден был приехать вместе с двоюродной сестрой и ее мужем капитан де Брассье, с которым она уже давно вела переговоры о замужестве дочери. Да и сама Каролина была не против брака с прекрасно обеспеченным человеком из одной из самых громких дворянских фамилий Франции.
— И скажу вам откровенно, — продолжала добивать бедного корсиканца дю Коломбье, — лучшего мужа для своей дочери я и не представляю!
— Каролина выходит замуж? — воскликнул Буонапарте.
— Да, — пожала плечами дю Коломбье. — Не понимаю, что вас удивляет, — улыбнулась она, — рано или поздно все девушки выходят замуж. Месье де Брассье богат и знатен, и я не вижу особых препятствий для этого брака…
Дю Коломбье сухо кивнула подпоручику и, посчитав свою миссию исполненной, поспешила навстречу Каролине, которая под руку с де Брассье направлялась к ней.
На Наполеоне они даже не взглянули, и тот, совершенно уничтоженный, поспешил к выходу. Да, это была пощечина так пощечина! Но самое печальное заключалось в том, что теперь, когда все его мечты оказались разбитыми, а Каролина потеряна навсегда, он еще сильнее любил ее.
Не раздеваясь, чего с ним никогда не бывало, Наполеоне завалился на кровать и целую ночь пролежал с открытыми глазами. На душе было пусто и тоскливо. И только теперь он по-настоящему начинал понимать, что испытал Пьер Луа, получив такой же удар в самое сердце.
Нет, никто в полку и не думал называть его теперь Соломой в носу или маленьким дикарем, и относились к нему как к равному. Но как только этот равный попытался было обрести это самое равенство не на словах, а на деле, ему тотчас указали на его место…
Наполеоне поморщился. Да, он мог сколько угодно развлекать всех этих лощеных господ и их дам рассказами о Корсике и Плутархе, но стоило ему только попытаться перейти разделявшую их черту, как он сразу же превратился в человека второго сорта. И это он, который был на три головы выше всех их!