И только здесь он заметил, что прямо к нему уже летела, громко жужжа, словно исполинская пчела, «розовая» девушка. Пока снега занимался Люком, она успела остановить кровотечение и накачать болеутоляющими заклинаниями раненого оленя — тот уже блаженно спал на испачканном кровью снегу.
— Уйди за спину, я тебя прикрою! — крикнула «розовая». — А ну, быстро, тебе говорят!
А сама, между тем, уже приняла уставную боевую позу прямо в воздухе — левая рука вытянута вперед, правая, с белоснежным магическим жезлом с розовым блестящим на солнце камнем — назад.
— Ещё чего! — возмутился он. — Это моя добыча, и я сам с ней справлюсь!
С этими словами, юноша развернулся лицом к снеге, который уже отламывал новый кусок льда, чтобы зашвырнуть в молодых людей.
Ещё мгновение — и здоровенная льдина величиной в человеческий рост полетела прямо в них, но девушка взмахнула жезлом — и льдина разорвалась на сотни мельчайших осколков, не причинив им вреда.
Но за то мгновение, пока девушка «стреляла» по льдине, Люк успел достать свою третью отравленную стрелу и рвануть на сближение с тварью, чтобы попасть в неё наверняка — стрелять на бегу он научился давно.
Строго говоря, в таком геройстве не было нужды — можно было подпустить снегу поближе, закрывшись магическим щитом, тогда как чрезмерное приближение к твари было сопряжено с большим риском. Но Люку было не по себе от одной мысли, что эта девица сумеет убить снегу раньше него, а обнаруживать свои магические способности ему по-прежнему совсем не хотелось.
Туго натянута тетива, взят прицел и третья по счету — и последняя ядовитая — стрела полетела в снегу.
Но и здесь Люк второпях допустил досадную промашку. Двигался он уж слишком быстро, а потому, когда стрела, наконец-то, достигла цели и вонзилась прямо в белесый глаз твари и та, мгновенно парализованная ядом мурины, стала падать как подкошенная, Люк остановиться или свернуть уже не успел.
Огромная белая косматая гора падала прямо на него. Люк видел это, но изменить ничего уже не мог…
Странное дело, в те считанные мгновения он видел происходящее так, словно мгновения превратились в долгие минуты. Он видел неотвратимо приближающееся к нему тяжеленную тушу, понимал, что она раздавит его в лепешку и в его сознании промелькнула одна-единственная мысль: «а ведь прав был дядя Азаил, в бою нельзя ни о чем думать, кроме боя, иначе — пиши пропало».
Последнее, что он услышал, был пронзительный женский крик. Какая-то молния стремительно промелькнула перед его взором, а потом громадная туша накрыла его с головой…