— Покажи мне мой портрет, Леша, покажи… Ну, покажи! — и Ганину был неприятен и её голос, и выражение её лица, и её поведение…
Он осторожно освободил свои колени и даже отодвинулся на другую сторону лавочки, испуганно глядя на резко изменившуюся Снежану.
— Нет, не надо! Я чувствую, что не надо! Давай, Снеж, я нарисую новый портрет, с натуры, с веснушками, с щербинкой, с ямочками… А? Новый, совершенно новый! Ты и твоя дочка, например… Или, если хочешь, одна. Нарисую тебя… в лесу, с микрофоном на работе… Да где угодно! А? Новый портрет, новый! — Ганин тараторил как пулемет, судорожно вытирая потные дрожащие руки о брюки, и не мог понять, почему он так не хочет показать ей свою работу. Но, даже и не понимая ничего толком, Ганин вдруг инстинктивно, на уровне животного чувства ощущал, что НЕ НАДО показывать ей портрет, НЕ НАДО… Лучше нарисовать тысячу новых, с натуры, но не ЭТОТ, НЕ ЭТОТ…
— А я хочу, чтобы этот! Новый когда ещё нарисуешь… И потом, ведь это же чудо какое-то! Я тебе приснилась, ты меня нарисовал, а потом мы — хоп! — с тобой встречаемся! Да это вообще — история на миллион, если хочешь знать! Я такой репортаж могу на эту тему сделать, да и книгу написать! Ты даже не представляешь, как это популярно — чудеса, мистика, любовь… Леш, ну Леш, ну покажи мне его, я все для тебя сделаю! — она опять придвинулась к Ганину и стала теребить его за ухо, за щеку, ласково гладить его тело… — Хочешь, поедем прям сейчас к тебе, я останусь у тебя на ночь… Только дай мне взглянуть на него! Любимый! — её жаркие губы ненасытно впились в его… но Ганин нашел в себе сил отскочить.
— Нет! Снеж! Нет! Иди домой, спать! А я вызываю такси и уезжаю!
И тут Снежана как-то сразу успокоилась, обмякла, сконфузилась…
— Прости, Леш… Не знаю, что на меня нашло… Просто… Такое сильное желание было на него взглянуть…
— Это-то меня и пугает, Снеж, это меня и пугает! — чуть не закричал взволнованный Ганин. — Все мои подруги убегали от меня, когда смотрели на него! И я не хочу, чтобы с тобой было то же самое!
— Но зачем же ты сам о нем заговорил?
— Не знаю… — развел руками Ганин… — Словно, подсказал кто-то…
— Ладно, Леш, мне действительно пора. Ты прости меня, дуру… — Она подошла к все ещё стоявшему от скамейки на некотором отдалении Ганину и, уже спокойно, мило, чмокнула его в щеку. — Все хорошо, Леш, все хорошо… Сегодня был самый счастливый день в моей жизни, а твое предложение я рассмотрю, обдумаю и отвечу после.
— Опять «после»? — улыбнулся Ганин.
— Ну должна же быть в женщине какая-то интрига, загадка что ли! — усмехнулась она. — Репортаж без интриги никто смотреть не будет!