— … Снежана, Снежаночка? Что с тобой? — донесся до неё словно из какого-то тумана обеспокоенный голос Константина Михайловича. — Тебе плохо?
— Нет, нет, Константин Михайлович… — торопливо проговорила Снежана. — Я берусь за это дело. Я встречусь с Ганиным и постараюсь у него все узнать.
— Ну, вот и здорово, Снежаночка! По рукам! — облегченно вздохнул Рогозин. — Сделаем этот репортажик — и тогда отпуск дам. Честное слово! Две недели — как пить дать — обещаю!
— Если я доживу… — мрачно улыбнулась Снежана.
— Доживешь-доживешь, милочка, — тут же подхватил, тряся обвисшими щеками Рогозин. — Если что… мало ли… будешь попадать в историю… — сразу звонок ко мне, не тяни! Мне есть к кому обратиться, одна не останешься, идет?
— Идет… Ну все, Константин Михайлович, пойду наводить «марафет» — одними губами улыбнулась Снежана и первая прервала связь.
«Марафет» Снежана наводила, вопреки обыкновению, довольно долго. Только почти через час Снежана была готова и вполне удовлетворенно осматривала себя в ростовое зеркало. Темно-вишневые плотно облегающие её стройные красивые ноги брюки, темно-синяя непрозрачная блузка с рукавом «три четверти», завязанная по-ковбойски узлом на животе и расстегнутая на три пуговицы вверху, на шее — шелковый платок в сине-красных тонах, небольшая сумочка в тон блузке и такого же цвета туфли без каблука, волосы распущены. Остался макияж. Снежана решила не делать его сильно ярким — выразительные глаза, немного румян и прозрачный блеск на губах. Она долго перебирала коробочки теней, пузырьки подводок для глаз и карандаши помад, решая сложнейшую женскую дилемму: что лучше всего ей сейчас подчеркнуть и сделать ярче — глаза или губы? Дерзкий «кошачий взгляд» или сочная вишня на губах? Подумав, что ей жаль тратить любимую помаду на поцелуи с Ганиным — а это один из главных пунктов в ее плане по обольщению художника — Снежана сделала выбор в пользу «дерзкого взгляда». Она старательно выводила стрелки, прокрашивала каждую ресничку. Наконец, осталось нанести последние штрихи — немножко румян, сияющий блеск для губ. «Ну, а если ещё одеть солнцезащитные очки… Так вообще замечательно будет!».
Вообще-то, Снежана была та ещё модница. Время, проводимое ею перед зеркалом в наведении «марафета», было, так сказать, бальзамом для её души. Но не теперь… Пожалуй, впервые в своей жизни она по сто раз проверяла, не смазала ли она какую-то деталь в своем макияже — руки уж больно дрожали —, не переусердствовала ли она с чем-нибудь, поскольку почти непрестанно думала и думала только об одном — Ганин, портрет, Ганин, портрет, Никитский, опять Ганин, опять портрет, а в ушах при этом почему-то слышался какой-то легкий холодный металлический звон, как будто по голове её хорошенько чем-то ударили. «Да не звон это… А смех какой-то! — подумала Снежана. — Видимо, я переспала чуток». Наконец, когда все было закончено, она облегченно вздохнула и направилась к выходу из спальни, но на какую-то долю мгновения ей показалось, что в зеркале мелькнуло вроде бы её собственное лицо, которое искажала жуткая гримаса какого-то ненормального гомерического смеха. «Да я ведь не смеялась…». , — подумала Снежана и на душе ей стало жутко.