— Какие-то пьяницы разгромили таверну Симо во время Виналий, — рассказывает Виктория собравшимся вокруг нее девушкам. — Заодно досталось и Драуке.
— Она умерла в праздник Виналий? — спрашивает Дидона.
— Нет, пару дней назад, — встревает Кресса. — Но ее сильно избили. Мы сегодня встретили в термах Марию. Она считает, что Драуку убил Симо, хотя тот все отрицает. Ему было невыносимо смотреть на ее лицо. Оно было зверски… — Она умолкает на полуслове.
— Она потеряла глаз, — говорит Виктория. — Какой-то ублюдок выколол ей глаз.
Амаре понятен гнев подруги. Виктория недолюбливала Драуку, даже ненавидела ее, но Драука была одной из них. То, что мужчина оценил ее жизнь так дешево, больно задевает их всех.
— Пожалуй, будь на ее месте кто-то из нас, Феликс бы поступил бы так же, как Симо, — говорит она.
— Почему ты вечно приплетаешь всюду Феликса? — взрывается Виктория. — Драуку убил Симо, и Феликс тут ни при чем! Когда ты наконец угомонишься?
В глазах Виктории стоят слезы. Она проводит трясущимися от волнения руками по волосам.
«Она знает, что это правда», — думает Амара.
— Почему бы нам не прогуляться? — предлагает Кресса, вставая между ними. — Амара, пойдем со мной.
Амара в смятении следует за подругой. Девушки покидают лупанарий и проходят мимо собравшейся у фонтана толпы. На сердце у Амары так тяжело, что она словно тащит за собой переполненное ведро.
— Куда мы идем? — наконец спрашивает она, когда они переходят виа Венерия. Стоит невыносимая духота, и послеполуденное солнце почти побелело от зноя. Они идут по тенистой стороне улицы, прижимаясь к стенам домов.
— Не знаю, — отвечает Кресса. — Хочешь, в трактир заглянем? Я бы не отказалась выпить.
— Рядом с театром есть закусочная, — замечает Амара. — Я знакома с ее хозяйкой.
— Ладно, — говорит Кресса и сжимает ладонь Амары. — Не принимай размолвку с Викторией близко к сердцу. Она просто расстроена.
— Она расстроена, потому что знает, что это правда. Феликсу насрать на всех нас!
Какая-то почтенная матрона отшатывается с их пути, неодобрительно цокнув языком. Внезапно Амара живо представляет, как столкнулась бы на тротуаре с собственной матерью. Что бы она подумала, увидев, что ее дочь ругается, будто уличная шлюха? «Я и есть уличная шлюха», — думает Амара. Сама мысль об этом кажется нелепой до смешного.
— Разве ты не можешь ее пожалеть? — говорит Кресса. — Сама понимаешь, почему ее это так зацепило.
— Пожалуй, — с сомнением отвечает Амара. Почему это гнев Виктории достоин большего сострадания, чем чувства остальных? Ее вдруг пронзает укол тревоги, и она опирается рукой о стену, чтобы не упасть. Что, если Виктория догадалась, с чьей подачи разнесли таверну Симо, и винит в случившемся Амару? «Ты же сама предложила разгромить его таверну». Они обе были с Феликсом, когда Амара намекнула, что Симо должен заплатить за оскорбление, нанесенное им в термах. Запомнила ли Виктория ее слова?