Раздается звон бьющейся керамики. Нападающий оборачивается, и Виктория вонзает ему в шею острый черепок. Попрошайка цепляется за него окровавленными руками, но Амара знает: что бы он ни сделал, он уже покойник. С трудом отведя взгляд от торчащего из его горла глиняного осколка, она выползает из-под мужчины, чтобы не перепачкаться в крови, и встает плечом к плечу с Викторией. На земле у их ног лежит разбитый горшок Крессы.
Тело мужчины содрогается в агонии. Его смерть занимает всего мгновение. Амара хватает Викторию за руку, и они бегут прочь.
Не умеющий постоять за себя не умеет жить.
Геркуланумское граффити
Девушки съеживаются за какой-то гробницей, пытаясь отдышаться, собраться с мыслями и уложить в голове случившееся. Викторию бьет дрожь от потрясения; ее зубы так сильно стучат, что Амара боится, как бы они не сломались. Она крепко обнимает подругу, чтобы согреть.
— Он бы меня убил, — шепчет она, растирая плечи Виктории. — Ты спасла мне жизнь. Ты спасла меня.
— Я убила человека, — шепчет Виктория, медленно осознавая весь ужас содеянного. — Я убила его! Я убийца!
— Никто не узнает, — отвечает Амара. — Никто ничего не выяснит. Тебе ничего не грозит. Нам обеим ничего не грозит.
Она с полным спокойствием вспоминает распростершееся на земле бездыханное тело незнакомца. Он мертв. Сейчас самое главное — избежать подозрений. Она обводит взглядом их одежду, вглядывается в лицо Виктории, вытирает щеки, осматривает свои пальцы. Им обеим повезло не вымазаться в крови с ног до головы. Набрав пригоршни грязи, она замазывает ею алые пятна на их плащах.
— На мне что-нибудь есть? — Она поворачивает лицо, словно прося подругу посмотреть, ровно ли нанесла макияж. Виктория качает головой. — Хорошо. Тогда надо возвращаться.
— Надо сообщить Феликсу. — Виктория по-прежнему дрожит. — Слышала, что он сказал?
— Что Феликс убил Драуку.
— Думаешь, это правда? — Глаза Виктории полны отчаяния. Одно дело — подозревать, что твой любимый способен на убийство, и совсем другое — знать это наверняка.
— По-моему, да, — произносит Амара. Виктория в отчаянии отворачивается. — Я навеки перед тобой в долгу, — говорит она, беря холодную как лед руку подруги. — И Феликс тоже. Если бы не ты, его бы некому было предупредить.
— Как мы доберемся домой? Вдруг кто-то нас вспомнит?
— Никто нас не вспомнит. Мы никто. Мы просто медленно вернемся в город, не привлекая лишнего внимания. Тело не найдут еще много дней. Если вообще найдут.
Виктория встает, опираясь на гробницу, чтобы не упасть.
— Пожалуй, даже у нашей ничтожности есть преимущества.