— Не только из-за него, — отвечает Амара, наблюдая, как в гавань входит один из крупных торговых кораблей. Ей вспоминается ее собственное морское путешествие из Греции. Холодные ночи под звездами на палубе, битком набитой рабами. Запах рвоты, рыдания, ужас перед тем, что ожидает их, если они переживут плавание. — Твое детство началось в мусорной куче, — говорит Амара, — а у меня был дом. Я была дочерью врача. У меня была жизнь.
В Помпеях она никогда не рассказывала никому, кроме Дидоны, о своем прошлом.
— Твой отец был врачом? — удивленно переспрашивает Бероника. — Что же ты делаешь в лупанарии?
Дочь врача. В этой роли она провела первую половину своей жизни, укрытая от мира теплым коконом родительской любви.
— Он умер, — говорит Амара. Она понимает, что, если не станет продолжать, подруги с уважением отнесутся к ее молчанию, но теперь, открыв дверь прошлому, уже не хочет ее закрывать. — Несколько лет моя мать, оставшаяся в одиночестве, боролась за существование с помощью нашей семьи. Потом ее кузен, наш главный заступник, тоже умер. Мы распродали все, что у нас было. — Она обращается мыслями к родному дому, перебирает в памяти все отнятые у нее любимые вещицы. В первую очередь они лишились бесценной стеклянной статуэтки Афины. Под конец им было не на чем спать и от всего их имущества осталась лишь одна тарелка. — Отдавать меня замуж было слишком поздно. Я всегда была бесприданницей, а к тому времени мы погрязли в нищете. — Амаре не хочется рассказывать конец своей истории, но остановиться уже невозможно. Все выжидающе смотрят на нее. — Поэтому она продала меня.
Дидона огорчается. Ей, свободнорожденной, гораздо труднее представить, что такое возможно, чем Беронике и Виктории, которые прожили в рабстве всю жизнь. Рассказ Амары не вызывает у них потрясения.
— Кому она тебя продала? — спрашивает Виктория.
— Одному местному мужчине по имени Кремес. Когда-то он был отцовским пациентом. Мать думала, что из уважения к памяти моего отца он будет бережней обращаться со мной. Кремес пообещал ей, что я буду опекаемой домашней рабыней и в один прекрасный день снова обрету свободу. — Даже тогда, совсем не зная мужчин, Амара заподозрила его во лжи. Еще в детстве она замечала, как коварно посматривал на нее Кремес, поздравляя ее отца с тем, что его дочь растет такой красавицей. От его взглядов ей делалось не по себе, хоть она и сама не понимала почему. — Моя мать просила Кремеса купить и ее тоже. Он отказался. — Амаре невыносимо больше думать о матери. — Нет, я зла не только на Феликса, — говорит она. — Он не единственный мужчина, которого я ненавижу.