Весь разговор происходил в фойе областной филармонии, и как раз в этот момент мимо них проходил высокий, худой, нескладный молодой человек с угревато-прыщавым лицом. Услышав окрик директрисы, он мгновенно остановился и испуганно обернулся в их сторону.
– Клавдия Ивановна, вы меня зовёте? – робким голосом уточнил он.
– Вас, вас Димочка… – заворковала руководитель филармонии и, склонив голову к Киряк, тихо прошептала: – Очень талантливый и подающий большие надежды трубач. Фамилия – Якобсонс. Правда, весьма стеснительный молодой человек… Поговаривают, что он настолько сильно любил своего преподавателя, что хотел даже руки на себя наложить, когда узнал о трагедии. Кстати, кроме музыки, Якобсонс серьёзно увлекается журналистикой – делает музыкальные обзоры на местном радио.
Молодой музыкант неуверенным шагом подошёл к ним и, остановившись на приличном расстоянии, принялся переминаться с ноги на ногу.
– Здравствуйте, Клавдия Ивановна. Здравствуйте… – он поздоровался с Киряк. – Вы хотели меня о чём-то спросить?
Директриса вопросительно посмотрела на сотрудницу уголовного розыска, явно приглашая ту задать интересующие её вопросы.
– Дмитрий Иванович, скажите, а как хорошо вы знали покойного Кулебабу?
От слова «покойного» глаза Якобсонса чуть увлажнились.
«До чего же он чувствителен, словно юная барышня», – удивилась Олеся Сергеевна, а потому решила вести дальнейшую беседу более деликатно.
– Простите, я не хотела вас расстраивать, но обстоятельства гибели Сергея Георгиевича весьма неоднозначны. Мы не исключаем, что это мог быть не совсем несчастный случай…
Майор взяла паузу, внимательно наблюдая за реакцией молодого музыканта. И это оказалось весьма правильным ходом, поскольку не успела она закончить фразу, как глаза Якобсонса вспыхнули огнём праведного гнева. Запинаясь на каждом слове, он лихорадочно затараторил:
– Я так и знал! Так и знал! Вот, вот, до чего доводят слава и поклонники! Эти вольности!.. Эта неверность своим обещаниям…
А следом, ничуть не стесняясь, он разрыдался на глазах у оторопевших женщин. Он стоял, пряча лицо в ладонях. Когда он наконец оторвал руки от лица, то перед изумлённым взором Киряк во всех деталях предстал мужской вариант истерики. Полный чувственный рот профессионального трубача был чуть приоткрыт, безобразно скривившись на одну сторону, нижняя губа мелко задрожала, одновременно ритмично подергиваясь. Правда, истинное чувство ярче всего проявлялось в глазах парня, где, как два созвездия на ночном небе, мерцали отчаяние и неприкрытая обида.
– Дмитрий Иванович, пожалуйста, успокойтесь, – предприняла она попытку переключить его внимание на что-то другое. – Это ещё не точно, пока что лишь одна из версий, не более того. Но если вы честно ответите на мои вопросы, то, вероятно, сможете помочь следствию пойти в верном направлении.