Вокруг меня, вытаращив глаза, столпился экипаж «Луны», но Райленда нигде не было. Наверное, он дрожал от страха на рифе и ждал, что я донесу на него.
Вскоре на борт перебрался Кой, тяжело спрыгнув на палубу у фок-мачты.
– Что случилось? – повторил Клов, ступая к парню.
Но Кой смотрел на меня, и в его взгляде я прочитала вопрос. Он играл по правилам Джевала, ожидая моего ответа, чтобы затем ответить самому.
– У меня закончился воздух, – прохрипела я. Горло горело. – Потеряла пояс и не смогла отрезать веревку, которой привязала себя к рифу. – Я снова взглянула на Коя.
Клов проследил за моим взглядом, его усы дернулись.
– Кто видел? – Он обернулся по кругу, всматриваясь в лица остальных ныряльщиков на палубе. Но все молчали.
– Какая тебе разница? – рявкнула я, вставая на ноги, и осмотрела себя, опершись на бизань-мачту и едва сдерживая рвотный позыв.
Меня притягивала к палубе завязанная на поясе веревка, которая тянулась до борта и исчезала в воде. Я потянула ее, скручивая, пока конец не показался на палубе, и нагнулась, чтобы поднять его. Волокно перерезано ровно, без обтрепанных краев.
Такое можно сделать только ножом.
Я встала, сжимая в руке веревку, и взглянула на нос корабля. Глаза Коя опустились вниз, он развернулся и стал завязывать на теле пояс. Последнее, что я видела – его лицо, выглядывающее с рифа. Если бы я была глупа, то решила бы, что это он разрезал веревку.
Вытащив нож из пояса стоящего рядом ныряльщика, я начала надрезать им, как пилой, веревку. Из трюма поднялся старпом, держа в одной руке крошечную коробку с иглой и нитками, а в другой – бутылку виски.
Он протянул ко мне руку, пытаясь успокоить меня, но я отдернулась от него.
– Не трогай меня! – прорычала я, схватила вещи из его рук и бросилась к арочному проему.
Я чувствовала прикованные к моей спине взгляды команды, когда стала спускаться по лестнице, опираясь на стену, чтобы удержаться на ногах. Сняла с крючка фонарь и направилась по проходу к грузовому отсеку, и как только меня скрыла темнота, глаза обожгли слезы. Я втягивала носом воздух, стараясь ослабить боль в груди. Не позволю им увидеть мои слезы.
Ногу терзала острая боль, но наложу пару швов, и все будет в порядке. Главное, что я смогу дальше нырять, потому что видела ранения и похуже.
Я закрыла дверь, села на пустой ящик и, пододвинув к себе фонарь, откупорила виски. Сделала глубокий вдох и на выдохе плеснула виски на рану. Жжение резко пронзило ногу, затем живот, вдруг закружилась голова, и меня снова начало тошнить.
Я поднесла бутылку к губам и сделала глоток – в груди растеклось тепло. Еще несколько секунд под водой, и я бы больше ни разу не вдохнула. Не проснулась.