Валентина не ответила. Она замерла перед окном, положив руку на плечо Рейдена. Ее лицо стало бледным, но засветилось изнутри, будто жемчужина. Виктор моргнул и отшатнулся: всего за миг на месте матушки возникла высокая, не меньше семи футов фигура, окутанная золотистым ореолом. Она опиралась на плечо пылающего существа, в котором уже не осталось ничего от человека. Глубокий голос, не мужской и не женский, с легкостью перекрыл рев беснующийся снаружи толпы:
– Идите. Спрячь их, Виктор.
– Мамочка? – прошептала Эллин. – Мамочка, это ты?..
– Ну, ходу! – рявкнуло огненное существо. – Живо!
Виктор бегом взлетел по лестнице, подхватил Эллин, сжал руку Марион и ринулся вниз, в подвал. Иммануил тащил следом Михеля, который то и дело оглядывался на двух существ, которые стояли между ними и стаей ополоумевших горожан. Виктор запер братьев и сестер в подвале, перекатил к двери бочку с кофе, задыхаясь из-за колотящегося в горле сердца, еще одну, еще; потом кинулся на кухню, где схватил вертел, и наконец замер на месте.
Крики. Грохот камней по стенам. Звон бьющихся стекол и треск дерева. Шипение пламени, удушливый дым пожарищ и горящего человеческого мяса. Тогда, восемь лет назад, он не понял, почему фанатики-протестанты обогнули их дом. Его братья и сестры так же прятались в подвале, а он, сжимая охотничье ружье отца, сидел у двери, едва понимая, что ему придется убивать, пока отец и матушка… отец? Значит, он знал? Знал и… впрочем, какая разница!
Стиснув зубы, Виктор вернулся в зал. Руки наконец перестали дрожать. Что-то было не так – не так, как в Меерзанде. Фанатики хоть и неистовствовали, но не бросались в огонь, как безумные, и, черт побери, с какой стати мирные горожане Блэкуита ни с того ни с сего…
– Их кто-то проклял, – сказала вивене. – Я чувствую присутствие чужой воли.
Виктор слабо вздрогнул, и тут она добавила:
– Я могу к ним выйти.
«Нет!» – чуть было не крикнул ван Аллен, но вовремя прикусил язык.
Вивене переступила раму выбитого окна и прошла сквозь огонь. Толпа вдруг отпрянула от нее и смолкла, а горожане, штурмующие огненную стену перед департаментом, отвлеклись. Стрельба и вопли стихли, слышен был лишь треск пламени и стоны обожженных и раненых. Сквозь пламя Виктор видел лишь мерцающий силуэт вивене – она раскинула руки, словно хотела обнять их всех, и вдруг вспыхнула, как звезда. Ослепительное белое сияние залило кафе, улицу, департамент…
Ван Аллен зажмурился и, закрывая лицо, шарахнулся в самый темный угол. Несколько долгих секунд невыносимо яркого света – и вновь наступила ночь.