– Ну что ж, давай поднимайся.
Наконец-то мне было предложено зайти в гостиную в жилой части дома.
– Моей жены сейчас нет, так что кофе я тебе предложить не смогу. Тебе придется довольствоваться слабым чаем – впрочем, твой невежественный язык все равно едва ли способен распознать разницу между кофе и спитым черным чаем, – сообщил мне продавец книг в своей обычной бестактной манере. Он протянул руку к традиционному низкому чайному столику – дзатаку, покрытому психоделическими черно-оранжевыми завитками и разводами лаковой росписи цугару-нури[3], – и взял с него заварочный чайник, который определенно находился там задолго до того, как пришел я.
– О чем это ты? Может быть, по мне этого так сразу и не скажешь, но я с легкостью могу распознать по запаху лучшие сорта кофе.
– Ты, должно быть, шутишь! – рассмеялся Кёгокудо. – Ты разве забыл случай, когда заказал в том кафе колумбийский кофе, а официантка по ошибке принесла тебе мокко? А потом ты рассказывал, как в тот день пил колумбийский кофе, хотя обычно предпочитаешь острую горечь мокко, – даже не осознавая, каким дураком ты себя выставлял… Ах, я прекрасно понимаю, как грошовые писаки вроде тебя не могут упустить малейшей возможности, чтобы показать, будто бы им что-то известно; но, честное слово, попробуй себе представить, как неловко было слушать твою околесицу.
Между тем чай, который он передо мной поставил, ни на секунду не прерывая своей яростной тирады, действительно был заварен в третий или даже в четвертый раз из одних и тех же листьев. Впрочем, пока взбирался на холм к книжному магазину, я порядком взмок, так что даже такой слабый чай показался мне довольно приятным на вкус.
Комната, располагавшаяся за магазином, была достаточно большой, чтобы на ее полу умещалось десять татами[4], а ее стены от пола до потолка были заняты книжными полками, что делало это помещение практически неотличимым, собственно, от книжного магазина. Подумать только, Кёгокудо здесь жил! Его лучшая половина частенько жаловалась на пыль, чему я мог только посочувствовать. Многие из этих книг якобы предназначались для продажи, но вместо этого они бесцеремонно вторгались в его жилое пространство. Хотя, может статься, все было как раз наоборот, как сам он однажды признался, и в действительности все это были его собственные книги, которые, заполнив его дом, плавно перетекли в помещения магазина, так что ему не оставалось ничего иного, как начать продавать их.
Всякий раз, когда я присоединялся к нему в гостиной, магазин закрывался. Нередко мы настолько увлекались нашими вечерними беседами, что забывали даже поужинать.