, так это то, что есть письменные свидетельства о человеке с таким именем, жившем много лет назад. Мы определенно не знаем самого человека. Это напоминает мне предписание дзен-буддизма о «независимости от слова и буквы». Даже если существование Иэясу – это непреложный факт, для нас Иэясу не является реальным. Да, иногда нам может казаться, будто мы знаем Иэясу, – мы переживаем некую разновидность галлюцинации. Этот сбой в нашей душе и разуме, несомненно, происходит оттого, что хранилище памяти, где находится информация, использующаяся в ответ на слово «Иэясу», – это то же самое хранилище, которое содержит воспоминания о наших собственных личных впечатлениях. Информация, полученная на основании слов, и информация, которую мы извлекли из личного опыта, – и та и другая становятся воспоминаниями, и эти воспоминания смешиваются друг с другом. Вот почему в один прекрасный день мы можем вдруг увидеть призрак «Великого бога-спасителя, что озарил Восток»
[32], то есть самого Иэясу.
– Что ж, это существенно дополняет наш предшествующий разговор. Так ты хочешь сказать, что во всем этом непрерывном потоке информации, который мозг, как последняя сволочь, обрушивает на нас, возникают мелкие несоответствия и неточности – трещины в реальности, – которые проникают в наше сознание?
– Не стоит, пожалуй, называть собственный мозг «последней сволочью», – заметил Кёгокудо. – Впрочем, похоже, его акции в твоих глазах сильно подешевели. Но, действительно, с этой точки зрения Дайдарабоши – совершенно то же самое, что наш Иэясу. Если тебе вдруг понадобится, он возникнет перед тобой – такой же реальный, как ты или я. – Кёгокудо с радостным выражением лица потер пальцами маленькую баночку, которая теперь покоилась у него на коленях, – на протяжение всего разговора он вертел ее в пальцах, то ставя на стол, то вновь беря в руки.
Я почувствовал облегчение – правда, совсем незначительное.
– Ну уж нет; пройдет еще очень много времени, прежде чем мне понадобится увидеть кого-нибудь огромного, сидящего на вершине горы Фудзи и склонившегося вниз, чтобы помыть руки в озере Бива. Моя твердая вера в биологию тотчас встала бы на пути у такого видения. Можно сказать, я один из естественнонаучных литераторов.
Наконец-то я почувствовал себя вновь на своей территории и даже смог улыбнуться.
Однако Кёгокудо это не смутило, и он продолжил говорить, словно буддийский священник на проповеди:
– Что ж, если в этом все дело, тебе бы пошло на пользу время от времени грезить наяву. Ты утверждаешь, что ты литератор, но я вижу перед собой человека с хроническим недостатком воображения. Разве слова для грошовых писак вроде тебя – не главный товар, которым вы торгуете?