Сазонов замолчал.
Молчал и Бьюкеннен.
Поймав его все понимающий взгляд, Сазонов вдруг почувствовал, что он ломится в открытую дверь.
Да и что такое посол?
Обыкновенный посредник, и не ему решать столь сложные вопросы войны и мира.
В Англии и без посла прекрасно понимали всю сложность ситуации.
Понимали и молчали.
По каким-то ведомым только Лондону причинам.
— Хорошо, — нарушил затянувшееся молчание Сазонов. — Оставим этот разговор, но я хочу повторить, что если Англия именно сейчас, пока еще не поздно, займет твердую позицию рядом с Россией и Францией, никакой войны не будет. В противном случае прольются реки крови, поскольку, судя по поведению Германии, она рассчитывае на нейтралитет Англии, а Англия все равно примет участие в войне. И сейчас надо оказывать давление не на Вену, а на Берлин, поскольку только он может сдержать Австрии. Что же касается России, — подвел черту под разговором министр, — то она не может позволить Австро-Венгрии раздавить Сербию и стать первенствующей державой на Балканах. Если Франция окажет нам свою поддержку, а она нам ее окажет, мы не отступим перед риском войны…
В своих воспоминаниях Асквит объяснил положение, занятое его правительством.
По его словам все дело было в том, что Лондону «не было дано серьезного доказательства, что угрожающее или хотя бы только непримиримое со стороны Великобритании положение привело бы к тому, что Германия и Австро-Венгрия сошли бы с пути, на который они стали».
Можно подумать, что бывший преьмер раз и навсегда забыл, к чему привело вмешательство английского правительства в спор между Германией и Францией в 1911 году, по характеру своему не менее опасный для европейского мира, чем австро-сербское столкновение в 1914 году.
Что признавали, кстати говоря, даже такие, не чуждые некоторому шовинизму, германские государственные деятели, как адмирал Тирпиц.
— Именно английское вмешательство, — считал адмирал, — привело Германию к дипломатическому поражению…
Можно было ожидать, что такой удачный прецедент должен был бы иметь больший вес в глазах г-на Асквита в силу
Если же вспомнить то значение, которое англичане придавали прецедентам во всех областях политической жизни своей страны, то вряд ли Асквит не понимал всей значимости позиции своего правительства.
К тому же, Бетман-Гольвег не предвидел вступления Англии в войну с Германией.
Из знаменитого донесения английского посла в Берлине, сэра Эдуарда Гошена, в котором он описывает объявление войны Англией Германии вслед за нарушением ею бельгийского нейтралитета, видно, какой страшной неожиданностью оно явилось для германского канцлера.