Истина и абсолютная красота обитали, по мнению Альфреда, в мире идей, в мечтах и воображении, мыслях и чувствах. В любви – так наверняка хотел бы написать Альфред, – не чувствуй он себя отвергнутым, обманутым и покинутым. «Кому дано теперь меня понять? / Мне в сердце дверь закрыть не удается / И чувства в наслажденьях утопить. / Я не могу утратить ясность зренья / И в шлюхе будущей Мадонну видеть, нет! / И хоть я сердце нежное имею, / И жажду я любви как Голод – пищи, / Все ж не способен пасть так низко я».
Альфред Нобель не мог не замечать проституции на улицах Санкт-Петербурга. Она вызывала у него отвращение. В одном стихотворении он написал о девушке, которой пришлось своим телом расплачиваться за долги матери. Описал женщину, просившую подаяния на улице, – она оказалась дочерью крепостного. Граф потребовал от ее отца несколько ночей с красавицей дочерью в уплату оброка. Она забеременела, и теперь ей оставалось лишь голодать, живя на улице. Если верить стихотворению, Альфред накормил ее и выслушал ее рассказ. Сидя за своим письменным столом, он противопоставлял страдания этих двух женщин счастью новобрачных из состоятельных слоев. Где же сострадание и любовь к ближнему? – вопрошал он. «Сочувствие печали утолит, / Которыми наполнен каждый город. / И против милости мы снова слышим довод, / Но главный довод “за” мне сердце говорит».
Сам же 29-летний поэт-любитель утратил надежду встретить свою любовь. Он глубоко подавлен, и трудно не заметить в его строках намеки на поведение Роберта. «Пишу, и вдруг слеза непрошено блестит, / Ей появляться на щеке негоже, / И разум тотчас чувства заглушит, / Соседа-эгоиста не тревожа».
В поисках высшего смысла Альфред обратился к поэзии. В его возвышенных стихах поэзия вырастает до значения религии: «Поэзия, ты – мир внутри меня, / И, как звезда, мой мир ты освещаешь. / Тебя благодарю за радость Жизни я, / Ты красотой всю землю озаряешь».
Он признается, как прекрасно писать о своих тайных мечтаниях – как эротических («целовать бесплатно» и отобрать у девушки «ее одежду и невинность»), так и более практичных и приземленных. Он упоминает такую свою фантазию, мечту о будущем. Альфред видел себя более зрелым в простом доме («Помпезность города всегда претила мне»), наполненном скорее нежностью, чем вещами. В мечтах у него есть «немногие, но верные друзья», жена, о которой говорится, что она «ангел», и дочь, «похожая на чаровницу-мать: прекрасная, как розовый бутон». Но не только это. В этих фантазиях у Альфреда есть имя. И речь не о потомственном звании или положении. Такое пустое тщеславие Альфред презирал. В мечтах он – и это было для него важно – сам сделал себе имя и заслужил свою славу благодаря «признанию таланта».